Глава 18
Как только самолет взлетел в небо, я
откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Перед глазами возник падающий от
выстрела Анатолий. Я видела перепуганные глаза, его предсмертную гримасу,
слышала его душераздирающий крик. Наверно, как только он увидел в моей руке
пистолет, то понял, что ему не уйти от пули. Я содрогнулась от сознания того,
что Анатолия уже нет, что катер будет возить мертвеца по морю до тех пор, пока
не кончится топливо. А затем… Затем, возможно, его найдут. Быть может, какое-то
другое, проплывающее мимо судно. Установят его личность и будут расследовать
его смерть и искать убийцу. Его тело перевезут на родину, а затем расследование
обязательно продолжится в России. Взрыв виллы… Смерть девушек… Все это соберут
и непременно выйдут на меня. Кто видел, что это я выстрелила в Анатолия? Никто.
Только Катерина видела, что я подходила к катеру, о чем-то разговаривала с
Анатолием, а затем катер уплыл. Она видела только это, и по ее поведению я
поняла, что она не видела ничего лишнего. А почему кто-то должен подумать, что
в Анатолия стреляла именно я? Быть может, его застрелили те, кто так и не смог
его взорвать? Я-то тут каким боком в их разборках?
От этих мыслей у меня окончательно голова
пошла кругом, и, не придумав ничего лучшего, я открыла глаза и посмотрела на
сидящих рядом со мной пассажиров. Я вдруг подумала о том, что те двое бандитов,
которые хотели взорвать дом, летят утренним рейсом, и, возможно, моим.
Возможно, они сидят со мной в одном самолете и наблюдают за мной со стороны.
Возможно… Мною тут же завладел необъяснимый страх, и я заметно съежилась и
стала нервно стучать пальцами по коленям. И почему мне так страшно? Почему?
Даже если эти двое летят со мной одним рейсом, это еще не говорит о том, что
мне угрожает опасность. И в конце концов если они хотели убить Анатолия, то это
не значит, что они хотят убить меня. Да и за что меня убивать? Меня убивать
просто не за что. Я не сделала им ничего плохого, не видела их лиц, я просто
слышала их голоса, но они об этом не знают. Они даже и подумать не могут о том,
что я знаю об их существовании, что я слышала весь разговор. Самолет забит до
отказа, и я при всем желании их не узнаю, потому что нельзя узнать людей,
которых ты никогда в жизни не видела.
— Девушка, вам плохо? — поинтересовалась
сидящая рядом со мной старушка.
— Плохо, — кивнула я головой.
— Может, вам лекарство какое требуется? Можно
спросить у стюардессы. Я сразу обратила на вас внимание, вы зашли сюда какая-то
мокрая, странная… Я сейчас позову стюардессу.
Старушка нажала кнопку вызова стюардессы, а я
даже не обратила на это внимания. Я смотрела прямо перед собой, вспоминала все,
что произошло со мной на так называемом отдыхе, и дрожала как в лихорадке. Я
даже не услышала, как к моему креслу подошла стюардесса; я поняла, что она
рядом, только кода она слегка потрясла меня за плечи.
— В чем дело?
— Ваша соседка меня вызвала. Вам очень плохо?
— Мне нехорошо, — с трудом выдавила я из себя.
— Что вас беспокоит?
— Что? — Я посмотрела стюардессе прямо в глаза
и нервно усмехнулась.
— Я говорю, что вас беспокоит?
— Вам лучше не знать о том, что меня
беспокоит. Живите себе спокойно и никогда не лезьте в беспокойства других. Чем
меньше знаешь, тем спокойнее спишь.
— Я же вам говорю, что она очень странная, —
слегка отодвинулась от меня старушка.
Ничего не понимающая стюардесса посмотрела на
меня подозрительным взглядом и уже не так участливо произнесла:
— Своей соседке вы сказали, что вам очень
плохо. Вы так говорили?
— Мне не плохо. Мне просто паршиво. Паршивее
не бывает.
— У вас что-нибудь болит? Сердце?
— Сердце…— Я задумалась и утвердительно
кивнула.
— У меня очень болит сердце, но еще больше
душа.
— Так вам дать какое-нибудь лекарство или нет?
— начинала терять терпение стюардесса.
— А у вас есть что-нибудь от души?
— От души?!
— От души.
Стюардесса переменилась в лице и недовольно
фыркнула.
— Девушка, вы надо мной издеваетесь?
— Нет.
— Вы знаете, как русские люди лечат свою душу?
— Как?
— Водкой. Если хотите, то можете купить
бутылку. Мы вам с удовольствием ее продадим.
— Водкой душу не вылечишь.
— Как знаете. Если что, обращайтесь, а то к
концу полета может быть поздно. Все разберут.
— Я подумаю.
Как только стюардесса ушла, дотошная старушка
посмотрела в мою сторону и осторожно спросила:
— Муж, что ли, бросил?
— У меня нет мужа.
— Ну, любимый…
— Если тебя бросает любимый, то это еще не
самое страшное. Куда как страшнее, если у тебя его вообще никогда не было. С
потерей любимого жизнь продолжается. Это уж я теперь точно знаю.
— Умер что ли тогда кто?
— Умер.
— А кто?
— Да много народа полегло.
— Все там будем, — вздохнула старушка. —
Ничего уж тут не поделаешь. А вы должны взять себя в руки. На вас же смотреть
страшно.
— Почему страшно? Я вроде помылась.
— Бог мой, да вы и в самом деле не в себе.
— Может быть.
Я посмотрела на старушку пустым взглядом, и та
сразу же взяла газету, нацепила очки и углубилась в чтение.
Когда разнесли обед, я с огромным трудом
заставила себя проглотить кусок курицы, попила чаю и вновь закрыла глаза. Прямо
передо мной ругалась семейная пара, подсчитавшая свои финансовые потери после
поездки.
— Это все ты виновата. Набрала столько сувениров,
что даже на такси не осталось, — злобно ругался муж, ничуть не стесняясь
соседей.
— А что ж, нам надо было с пустыми руками что
ли лететь? — недоумевала жена. — Нужно же всей родне сувениры подарить.
— Да то говно, которое ты набрала, столько не
стоит. Это говно можно у нас на рынке у китайцев купить.
