— Думаю, именно это имел в виду мой отец, говоря о воздействии со стороны, а не изнутри, — говорит она. — Он всегда меня от этого предостерегал.
— Значит, соседняя комната вряд ли пришлась бы ему по душе, — усмехается Марко.
— Что за комната? — недоумевает Селия. Пузырек с чернилами стоит на столе, вновь целый и невредимый.
Подав знак следовать за ним, Марко подходит к двери в соседнюю комнату. Он распахивает ее, но не заходит внутрь, и, подойдя ближе, Селия понимает почему.
Когда-то эта сравнительно небольшая комната могла служить кабинетом или гостиной. Пожалуй, ее даже можно было бы назвать уютной, если бы не свисающие отовсюду нити и листы бумаги.
Тонкие нити свисают с люстры и тянутся к верхним полкам стеллажей. Они переплетены друг с другом, как сотканная под потолком гигантская паутина.
Повсюду, где только можно — на столах, полках, креслах — расставлены модели шатров, выполненные с невероятной точностью. Одни сделаны из газет, другие из ткани. Кусочки чертежей, страниц романов и писем, фигурно согнутые и вырезанные, образуют нагромождение полосатых шатров, связанных воедино черными, белыми и красными нитками. В них вклеены шестеренки от часов, осколки зеркал, застывший свечной воск.
Посреди комнаты на круглом черном столе, инкрустированном полосками перламутра, стоит небольшая железная чаша, в которой весело пляшет ослепительно белое пламя, озаряя пространство комнаты всполохами.
Селия входит, пригибая голову, чтобы не задеть свисающие с потолка нити. На нее тут же волной накатывает ощущение, что она находится в цирке, ей даже чудится привкус карамели в воздухе, однако вместе с тем она чувствует близость чего-то еще. Чего-то могущественного и древнего, сокрытого в нагромождении бумажных конструкций и паутине нитей.
Стоя в дверях, Марко смотрит, как Селия осторожно пробирается по комнате, стараясь ничего не задеть пышным подолом, разглядывает крошечные шатры и легко касается пальцами шестеренок и отрезков нитей.
— Это очень древнее волшебство, верно? — спрашивает она.
— Единственное, которым я владею, — отзывается Марко. Он дергает за нитку возле двери, и движение волнами распространяется повсюду. Модель цирка вспыхивает яркими бликами, когда свет миниатюрного факела отражается в кусочках металла. — Впрочем, вряд ли предполагалось, что оно будет использоваться таким образом.
Селия останавливается перед шатром, из которого виднеется ветка дерева, залитая воском. Используя его в качестве ориентира, она находит другой шатер и, бережно открыв бумажную дверь, видит расставленные по кругу крошечные стулья — ее собственную арену для выступлений.
Шатер сделан из страниц шекспировских сонетов.
Селия закрывает бумажную дверцу.
Внимательно рассмотрев все в комнате, она выходит и плотно закрывает за собой дверь.
Ощущение, что она находится в цирке, покидает ее, как только она пересекает порог. Зато она с неожиданной остротой воспринимает все, что встречается ей в комнате по соседству: тепло огня в камине и холод сквозняка из окна, запах перепачканной чернилами кожи Марко и его одеколона.
— Спасибо, что показал мне ее, — говорит она.
— Полагаю, твой отец вряд ли бы это одобрил? — спрашивает Марко.
— Мне больше нет дела до его одобрения.
Селия обходит стол и останавливается перед камином, глядя, как миниатюрные страницы перелистываются в такт тиканью часов на каминной полке.
Возле часов лежит игральная карта. Двойка червей. По ней не скажешь, что когда-то ее пронзил турецкий клинок или что она была запятнана кровью, но Селия знает, что это та самая карта.
— Я тоже мог бы поговорить с Александром, — предлагает Марко. — Возможно, того, что он уже видел, хватит, чтобы вынести вердикт. Или же это приведет к тому, что он вообще выведет меня из игры. Я уверен, что разочаровал его; он может объявить тебя победителем…
— Перестань, — не оборачиваясь, просит Селия. — Прошу тебя, замолчи. Я не хочу говорить об этом проклятом состязании.
Марко пытается возразить, но слова застревают в горле. Он хочет снова заговорить и понимает, что не может издать ни звука.
Он со вздохом разводит руками.
— Я устала от попыток удержать вместе то, что удержать невозможно, — говорит Селия, когда он подходит к ней. — От попыток контролировать то, что мне неподвластно. Устала отказываться от своих желаний из страха разрушить то, что не смогу восстановить. Оно все равно рушится, что бы мы ни делали.
Она приникает к его груди, и он заключает ее в объятия, нежно поглаживая шею перепачканными в чернилах пальцами. На какое-то время оба замирают в тишине, нарушаемой лишь потрескиванием огня в камине и тиканьем часов.
Когда она поднимает голову, он, пристально глядя ей в глаза, сбрасывает с нее плащ и вновь притягивает к себе за обнаженные плечи.
Жар, неизменно вспыхивающий, когда Марко прикасается к ее коже, охватывает Селию, и она больше не может сопротивляться ему, да и не хочет.
— Марко, — шепчет она, теребя пальцами пуговицы его жилета. — Марко, я…
Он приникает к ее губам жадным поцелуем, не давая договорить.
Пока она расправляется с пуговицами, он вслепую шарит руками по ее платью в поисках завязок, не в силах оторваться от ее губ.
Роскошный наряд падает к ее ногам грудой смятого шелка.
Путаясь в шнуровке корсета, Марко увлекает Селию на пол вслед за собой.
Они срывают друг с друга слои одежды до тех пор, пока между ними не остается преград.
Лишенный возможности говорить, Марко пишет слова извинений и любви языком по ее телу, молчаливо выражая все, что не в силах произнести вслух.
Он находит и другие способы поделиться своими чувствами, и там, где прошлись его пальцы, остается размытый чернильный след. Он смакует каждый стон, который ему удается извлечь из нее.
Вся комната дрожит, когда они сливаются воедино.
И хотя вокруг полно хрупких вещиц, ни одна не разбивается.
Часы над их головами продолжают без конца перелистывать страницы, столь миниатюрные, что записанные на них истории вряд ли кому-то доведется прочесть.
Марко не помнит, как уснул. Еще мгновение назад он обнимал Селию, ее голова покоилась у него на груди, и она слушала стук его сердца, и вот ее уже нет.
В потухшем камине остывают угли. В окнах брезжит рассвет.
На каминной полке поверх двойки червей лежит серебряное кольцо с гравировкой на латыни. Улыбнувшись, Марко надевает кольцо Селии себе на мизинец, и оно оказывается рядом со шрамом на его безымянном пальце.
Он не сразу обнаруживает, что со стола пропала книга в кожаном переплете.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Мятеж
Я убежден, что еще остались шатры, которые я не успел посетить, хоть и бывал в цирке бессчетное множество раз. И хотя я видел море чудес и прошел везде, где только смог, здесь всегда остаются неизведанные уголки и неоткрытые двери.
