20. Кассир в “Бургер Кинг”, помощница в доме престарелых “Роял-Мэнор”, официантка в “Фрайдис”, официантка в “Джи-Си Хиларис”, стажер в театре “Чарльз Плейхаус”, составитель рекламных текстов в “Пиви Паттерсон”, драматург, жена, мать и, наконец, в настоящее время – преподаватель драматического искусства в начальной школе Кентвуд, от подготовительных до пятых классов.
9
– Элис! – взывает из кухни Уильям. – Элис!
Я слышу его приближающиеся шаги, быстро закрываю окно с анкетой Незерфилдского центра и захожу на сайт сплетен “Зеваки”.
– Вот ты где, – говорит он.
Он уже одет для работы: брюки цвета хаки и бледно-сиреневая рубашка. Я купила ему эту рубашку, зная, как отлично она подойдет к его темным глазам и волосам. Когда я ее принесла, он, разумеется, запротестовал.
– Мужчины не носят цвет лаванды, – сказал он.
– Да, но они носят цвет чертополоха, – возразила я.
Иногда все, что вам нужно сделать, чтобы заставить мужчину согласиться с вами – назвать вещь другим именем.
– Симпатичная рубашка, – замечаю я.
Он смотрит на экран моего ноутбука.
– Гвен Стефани и Братство Ужасных Брюк?
– Ты что-то хотел? – интересуюсь я.
– Да, эти действительно ужасны. Она в них выглядит как Оливер Твист. Да, я что-то хотел, но уже не помню что.
Это ответ, к которому я привыкла. Периодически один из нас с недоумевающим видом входит в комнату и спрашивает, не в курсе ли другой, что тот здесь делает.
– Что с тобой? – спрашивает Уильям.
Мой взгляд падает на счет за страховку мотоцикла.
– Вот что. Я хочу, чтобы ты наконец решил что-то насчет мотоцикла. Он уже целую вечность торчит у въезда в гараж. Ты никогда на нем не ездишь.
Мотоцикл занимает достаточно много места на нашей небольшой подъездной дорожке. Я не один раз случайно его задевала, въезжая в гараж.
– Скоро я снова начну на нем ездить.
– Ты повторяешь это уже несколько лет. И каждый год мы платим за мотоцикл налог и страховку.
– Да, но теперь точно! Скоро.
– Что скоро?
– Скоро начну ездить на мотоцикле, – повторяет он. – Больше, чем раньше.
– Хм-м, – рассеянно мычу я, возвращаясь к компьютеру.
– Постой. Это все, о чем ты хотела со мной поговорить? Мотоцикл?
– Уильям, это ты меня искал, припоминаешь?
Нет, мотоцикл – это не все, о чем я хотела поговорить со своим мужем. Я хотела, чтобы наш с ним разговор был гораздо глубже, чем страховки, налоги, в котором часу ты будешь дома и звонил ли ты мастеру насчет водостоков. Но, похоже, мы просто дрейфуем на поверхности бассейна, как дети на ковриках из пенопласта.
– И есть множество вещей, о которых мы могли бы поговорить, – говорю я.
– Например?
Теперь мне предоставляется шанс рассказать ему о социологическом опросе (ой, ты не поверишь, в какую невероятную историю я влезла, опрос о браке, и они задают всякие глупейшие вопросы, но это все для блага науки, потому что, знаешь, есть целая наука о браке, можешь мне не верить, но это правда), но я им не пользуюсь. Вместо этого я говорю:
– Например, как я пытаюсь – совершенно безуспешно, заметь – убедить родителей третьеклассников, что Гуси – самые важные действующие лица в нашей пьесе, несмотря на то что у Гусей совсем нет слов. Или мы можем поговорить о нашем сыне Питере, то есть Педро, о том, не гей ли он. Или я могу спросить тебя о твоей фирме, “ККМ”. Все еще трудитесь над полупроводниками?
– Уже над лейкопластырем.
– Бедняжка. Прилип к пластырю? – не могу удержаться я.
– Нам не дано знать, гей Питер или нет, – вздыхает Уильям. Мы уже обсуждали это много раз.
– Он может им оказаться.
– Но ему двенадцать .
– Двенадцать – это уже достаточно, чтобы знать. У меня предчувствие. Ощущение. Матери чувствуют такие вещи. Я недавно читала статью о детях десяти-двенадцати лет. Это случается все раньше и раньше. Я пришлю тебе ссылку.
– Нет уж, спасибо.
– Уильям, мы должны все изучить. Подготовиться.
– К чему?
– К тому, что наш сын может оказаться геем.
– Я не понимаю тебя, Элис. Почему тебя так волнует сексуальность Питера? Или ты хочешь , чтобы он оказался геем?
– Я хочу, чтобы он знал, что мы будем поддерживать его независимо от его сексуальной ориентации. Независимо ни от чего.
– Хорошо. О’кей. Вот что, у меня появилась теория. Ты считаешь, что если Питер – гей, то ты никогда его не потеряешь. Не будет конкуренции. Ты всегда будешь самой главной женщиной его жизни.
– Это абсурд.
Уильям качает головой.
– Это очень осложнит его жизнь.
– Ты рассуждаешь как гомофоб.
– Я не гомофоб, я реалист.
– Посмотри на Недру и Кейт. Они – одна из самых счастливых пар, которые мы знаем. Никто их не дискриминирует, и ты сам любишь Недру и Кейт.
– Любовь не имеет ничего общего с желанием, чтобы твои дети не подвергались дискриминации. И Недра, и Кейт не были бы так счастливы, живи они не в районе Залива Сан-Франциско. Залив – это отнюдь не реальный мир.
– Но быть геем – это не вопрос выбора. Эй, он может оказаться бисексуалом. Как-то я об этом не думала. Что, если он бисексуал?
– Потрясающая идея. Давай на это надеяться, – говорит Уильям, покидая мою комнату.
После его ухода я захожу на Фейсбук и проверяю новости.
Шонде Перкинс
Нравится P90X
[7]
.
2 минуты назад
Тита Деларейес
ИКККЕЕЕЕААААА!!!! Черт – кто-то наехал тележкой мне на ногу!
5 минут назад
Тита Деларейес
ИКККЕЕЕЕААААА!!!! Боже – шведские мясные шарики с брусникой за $ 3.99.
11 минут назад
Уильям Бакл
Падать, падаю…
Около часа назад
Стоп! Что это ? Уильям написал новый статус, и он не цитирует Уинстона Черчилля или далай-ламу? Бедняжка Уильям – один из тех пользователей Фейсбука, кому трудно выдумать что-то оригинальное. Фейсбук вызывает у него что-то вроде страха сцены. Но этот статус, бесспорно, звучит зловеще. Может быть, вот о чем он хотел со мной поговорить? Я должна пойти и спросить, что он имел в виду, но сначала мне нужно написать собственный статус.
