— Правильно, правильно, — сказала я.
— Все правильно, — сказал Саша.
— А теперь в обратную сторону, да? Теперь вот говорю: Саша, познакомься, это моя подруга Саша! Ха-ха, я так и думала, что смешно получится, ведь вы оба — Саши! Ну что вы, в самом деле, стоите, как истуканы! Говорите, что полагается! «Очень приятно» или что там еще говорят, когда знакомятся?
— Очень приятно, — сказала я.
— Очень приятно, — сказал Саша.
— Может, ты все-таки пригласишь нас в квартиру зайти? Или так и будем стоять в прихожей до второго пришествия? Что вообще с тобой такое, Сашка? Заторможенная какая-то… И ты, Санёк, тоже на себя не похож…
Нина теперь была слегка раздражена. Не понравилось ей, как я ее встретила.
— Простите, — пробормотала я и жестом показала: проходите в гостиную.
Пошли степенно, гуськом. Расселись вокруг журнального столика. Нина опять вернулась в приподнятое расположение духа и принялась болтать безостановочно. Бывают у нее такие приступы недержания речи. Когда она остановиться не может. Маньячит. Перескакивает с темы на тему, с предмета на предмет. В такие моменты ей собеседники не нужны: она сама все за всех скажет.
Вот это был как раз тот случай. Пяти минут не прошло, а Нина уже рассказала нам про то, что в ее ближайшем универмаге происходит, какой фильм вчера по телику показывали и почему исполнительница главной роли напомнила ей ее украинскую тетку. «Но только зря она этот зеленый наряд напялила». И много чего другого. И каждые несколько секунд бросала на своего кавалера умильные взгляды. Пошлость просто какая-то.
— Я пойду чайник поставлю, — сказала я.
Выбежала в кухню, стала воду из крана наливать… Но не могла сконцентрироваться на этом занятии, руки дрожали. Залила полкухни водой, но в итоге кое-как все же справилась, поставила чайник на огонь, нашла тряпку, пол протерла. Не то чтобы досуха, но почти. Уселась. Руками голову обхватила и раскачиваюсь на табуретке. Что делать, что делать? Думала, думала — и надумала. Стала искать бумагу, нашла в конце концов какую-то салфетку мятую, оторвала от нее кусочек, разгладила, как могла… Но ни карандаша, ни ручки, как назло, не находилось. Да откуда им взяться на кухне-то… Вдруг меня осенило. Я взяла самый острый нож, какой у нас был, прокалила его тщательно на огне. Безымянный палец на левой руке окунула в водку, а потом решительно саданула по нему лезвием. Перестаралась — кровь алая-алая потекла сильной струей. Я подставила под нее розетку для варенья, заточила спичку, и, окуная в кровь, кое-как накорябала на обрывке бумаги вопрос: «У тебя с ней — серьезно?»
После чего ринулась назад, в гостиную с криком: «Ой, Нинка, помоги, я палец сильно порезала!»
— Ну, мать, ты даешь… Вечно с тобой тридцать три несчастья, — проворчала Нинка, — что ты резала-то там, лимон, что ли?.. Дался он тебе…
Но — делать нечего — неохотно, правда, но встала Нинка и принялась медицинскую помощь оказывать.
— Перекись в этом доме есть? А чем рану перевязать? — спросила она озабоченно.
— В ванной, в ванной, кажется, есть… Там и бинт, и пластырь английский.
— Ого, английский! — поразилась Нинка и отправилась в ванную. Я же быстро положила на стол перед гостем сложенную вдвое кровавую записку. Он тут же раскрыл ее, прочитал. Посмотрел на свет, видимо, использованная разновидность чернил его сильно поразила. Потом взглянул — впервые — мне прямо в глаза и медленно покачал головой: нет, не всерьез… И для верности еще и озвучил:
— Нет, — сказал тихо-тихо, но ясно. И еще раз, уже чуть громче: — Нет!
Тут появилась Нинка с полным комплектом перевязочных средств. Саша еле успел спрятать записку в карман. Я показала ему за Нинкиной спиной: уничтожь!
— О чем вы тут говорили? — спросила она подозрительно. То ли все же услышала что-то, то ли просто исходила из того, что мы непременно должны были вступить в беседу в ее отсутствие.
— Да вот, — сказала я. — спрашиваю Александра, не хочет ли он чего-нибудь покрепче чая. А то у меня и виски японский есть.
— Да ты что! — набросилась на меня Нинка. — Он не пьет. Совсем. Ему нельзя категорически!
Я стушевалась, стала изображать раскаяние. Хотя откуда мне было знать? Все мои знакомые хлещут как лошади. А уж виски-то и днем с огнем не найти. Раритет!
Потом еще долго и мучительно это все тянулось. Нинка болтала, болтала, задавала нам вопросы, сама тут же на них отвечала, не давая рта раскрыть. Но нам обоим не было никакой охоты разговаривать. А она даже не замечала, какие мы оба тихие и пришибленные, не видела, какие вороватые взгляды мы друг на друга кидаем. Она-то сама на возлюбленного глазела самым неприличным образом. Наконец вроде стала уставать. Сдулась вдруг, как проколотый воздушный шарик. Заметила все-таки что-то наконец.
Говорит:
— Что-то вы странные оба… Ты, Саша, бледный какой-то. Тебе надо выспаться. После той ночевки, что мы имели.
И засмеялась ненатуральным смехом. Это она для меня, подумала я вяло. Ну молодец, молодец, что и говорить. И парень твой молодец — всю ночь любовью заниматься — это нечто, особенно в его возрасте.
Тут Нина начала прощаться.
— Ну, спасибо за чаек и за угощение, подруга, но пора гостям и честь знать.
— Посидите еще, — предложила я. А Саша вдруг зашевелился на своем стуле, то ли уходить приготовился, то ли, наоборот, возразить собирался.
Но Нинка решительно отрезала:
— Нет, спасибо… отец твой небось с работы вот-вот придет, что мы под ногами болтаться будем? Да и у нас дела еще срочные… Правда, Саша?
Сверкнула глазами как-то по-особенному, давая понять, что именно это будут за дела… Сама себе противоречит: то ему выспаться надо, то опять призывает трахаться.
И, не дождавшись от него ответа, подвела окончательный итог:
— Мы пошли. Только сбегаю кое-куда на дорожку.
И упорхнула в сторону туалета.
А я уж думала, она нас один на один больше не оставит.
Я быстро пересела на Нинкино место, рядом с ее возлюбленным. Спросила вполголоса:
— Как тебя зовут?
Он смотрел на меня, улыбался и молчал. Потом вымолвил наконец:
— А тебя?
Идиотская манера — отвечать вопросом на вопрос.
С.
Она села на Ниночкин стул, совсем рядом со мной. Спросила еле слышно:
— Как тебя зовут?
Я сидел и тупо улыбался. Пауза затягивалась.
— А тебя? — сказал я.
Она поморщилась. И еле успела вскочить со стула и отодвинуться от меня подальше, как вернулась Ниночка.
— Пошли, Саша, поднимайся, спасибо этому дому, пойдем к другому!
Я сидел и молчал, чувствуя себя одновременно и подлецом, и кретином.
