Хорошо? Я вовсе не был в этом уверен. Не хотелось говорить ей, что зря она эту пальбу затеяла, все равно никаких шансов у нас нет. Теперь они совсем озвереют. И чего она добиться хотела — унести с собой как можно больше жизней вражеских, что ли? Но это же не германские оккупанты какие-нибудь. Простые служивые ребята, я и сам недавно был таким же.
Но я промолчал. Как говорил мой дед, факт совершен, и с ним надо считаться. Зачем Сашеньку расстраивать. Что сделано, того не вернешь…
Ко всему прочему, мне интересно было, где это она так обращаться с пистолетом научилась? Спортивная стрельба у нас вроде как теперь запрещена… Впрочем, ничто меня в ней больше не удивляло. Конечно, моя Сашенька все умеет. Не только по-латыни шпарить, но и кашу сварить, омлет с грибами мастерски пожарить и пляцки бесподобно испечь. Ну и стрелять тоже. Кто бы сомневался.
А вот про Шебякина мы подзабыли. Он стоял напротив двери и изучал последствия Сашенькиного снайперского огня.
— Американцы? — спросил он, указывая большим пальцем в сторону поверженных «космонавтов».
Мы с Сашенькой переглянулись.
— Нет, Петр Алексеевич… боюсь, что нет. Это…
Но я не успел договорить. Уоки-токи на плече погибшего бойца захрипело и сказало важным начальственным голосом:
— Повторяю приказ: молодых взять живыми. Любой ценой. Повторяю…
И вот тут старика проняло:
— Это что же такое? А? Так это наши, выходит? И что значит: молодых брать живьем? А старых?
Подумав, он все же нашел объяснение происходящему.
— Нет, никак не может быть, чтоб это наши были. Наши так себя не ведут. Это агентура. Предатели завербованные. Агенты госдепа.
И с этим словами старик исчез в глубинах квартиры. Я бросился к Сашеньке и едва успел ее обнять, как Шебякин появился снова. В руках он нес незнакомый мне короткоствольный автомат. Что-то очень древнее. Откуда он его взял? Сувенир из бурной молодости, надо думать. Неужели это еще стреляет? Оказалось, вполне.
Мы с Сашенькой с изумлением наблюдали, как наш генерал, покряхтывая по-стариковски, с трудом опускается на пол и по-пластунски ползет к двери. Используя лежавшие друг на друге тела «космонавтов» как прикрытие, он выставил дуло в дыру. И почти сразу принялся строчить длинными очередями.
— А! Не любишь! — азартно прикрикивал он. — Врешь, не возьмешь! Чапая не возьмешь!
Он повернулся к нам. Это было совсем другое лицо. Молодое, счастливое. Никакого смертельного холода. И запредельного равнодушия. Он даже смеялся! Я был потрясен.
— Петр Алексеевич! — сказал я. — Я бы не хотел, чтобы вы… пребывали в заблуждении. Это не американцы и не агентура. Это ООН. Отряд Особого Назначения. Наш, родной.
Он реагировал удивительно.
Махнул рукой.
Сказал:
— ООН, говоришь? Сейчас я покажу этому ООНу сраному. Будут знать, как дверь в доме Чапая ломать.
И опять принялся за свое. Стрелял, радостно вскрикивая.
Но тут автомат заклинило. Он тряс его, тряс, нажимал на что-то, стал разбирать, плюнул. Бросил на пол.
Мы с Сашенькой смотрели на него, не произнося ни звука. Сюрреалистическое зрелище.
— Сашенька, — сказал он ласково, — отдай мне мой пистолет. Будь лапочкой. Ну, пожалуйста!
Ах, это его пистолет, оказывается! Когда же она успела им завладеть? Приходила сюда без меня, следовательно. Однако… Да еще ее Сашенькой и лапочкой называет. Это как-то на него не похоже…
Но я тут же одернул себя: нашел тоже, когда и к кому ревновать!
Шебякин сидел в коридоре напротив дыры. Руку протянул, пистолета ожидаючи. И Сашенька уже сделала шаг ему навстречу, когда вдруг со стороны лестничной клетки раздался одиночный выстрел. Шебякин закачался и, как был, с застывшей улыбкой, с вытянутой рукой, рухнул на пол. По лицу его текла кровь. Глаза смотрели в пол.
Сашенька от неожиданности даже выронила пистолет. Я его подобрал. Пошел, сел на диван. Пистолет положил рядом.
— Что теперь? — спросила она.
Ничего у нее так, с самообладанием. Любой офицер позавидует. Я же никак не мог оторвать глаз от мертвого Шебякина. Жалко мне почему-то его было. Совсем нерациональное чувство, конечно.
— Теперь они газ подтянут, — сказал я. — А что им остается делать? Палить по нам безоглядно нельзя, начальство голову оторвет. Под пули они сюда тоже не полезут — после того, как ты им показала свое мастерство. Значит, остается одно — газ. Но пока они еще санкцию получат. И потом — его еще сюда доставить надо.
— Значит, сколько у нас времени?
— Не знаю… может, полчаса, час, а может, и больше. И потом — по инструкции газ лучше ночью применять. Вполне вероятно, что штурм отложат до полуночи.
— До полуночи? — Сашенькины глаза озорно блеснули. И у меня внутри снова запели голоса. Ах, что она со мной делает! Стоит ей глазами повести…
Она подошла, села ко мне на колени, стала медленно, растягивая удовольствие, целовать. В волосы, щеки, в лоб. Наконец не спеша дошла до губ…
Я сдерживался, отвечал скупо. Дело было в том, что у моей правой руки была своя, особая задача. Левой я обнимал Сашеньку, а правой осторожно, тихонечко, чтобы она не заметила, вытащил из кармана носовой платок. Долго, тщательно тер им ручку «парабеллума». Потом обхватил ее, ручку эту, несколько раз поплотней своими пальцами. Со всех сторон. Подержал прижатыми. Так отпечатки должны были четкие и ясные образоваться. А то дактилоскописты у нас в лаборатории известные халтурщики…
Проделав все это, я спрятал пистолет в карман.
— Что это ты там делаешь? — подозрительно спросила она, отрываясь от моих губ.
— Ничего, — сказал я. — Не обращай внимания. Все нормально.
И теперь, свободный и счастливый, как птица, я обнял ее, прижал крепко, так, что даже больно стало. И прошептал ей в самое ухо жарко:
— Шурочка…
И мы полетели…
Ш.
— Я прошу тебя, Саша, ради меня… выйди к гостю…
Фазер выглядел жалким, пришибленным каким-то. И мне опять стало его жалко. А ведь не хотела я его жалеть. Но он стоял передо мной в такой позе и смотрел умоляющими глазами… И это мой умный, гениальный, всемирно знаменитый Фазер!
— Ради тебя? Я должна это сделать ради тебя? Объясни.
— Да, ради меня! — вдруг рассердился он. — Но мне казалось, что благополучие нашей маленькой семьи и от моего положения зависит…
— Ладно, скажи еще раз, кто это такой, я тебя невнимательно слушала, — примирительно сказала я.
Фазер воспрянул духом.
— Это Сусликов, Олег Николаевич… Начальник главка. Но не только. Он теперь еще и заместитель председатель Комитета! Ты представляешь? По реальному весу — второй человек в государстве. Мне даже шепнули: может стать и первым!
