— Не застрянем?
— Не переживай. Работал 50 лет и еще столько
же проработает.
— В этом я с вами не согласна. Такое
впечатление, что этому лифту место на свалке. В этом доме все такое старое?
— Какое есть. Ты думаешь, у преподавателя или
даже у завкафедрой государственного института большая зарплата?
— Не знаю, но я думала, что такие, как вы,
живут в более лучших условиях.
— Ты ошибаешься. Вот так и живем. Не жалуемся.
Открыв массивную, слегка перекошенную дверь
своей квартиры, Петр Степанович пригласил меня внутрь и вошел следом за мной.
Признаться честно, я еще никогда не была в подобных жилищах. Грязь, мусор и
какой-то крайне неприятный запах, словно поблизости что-то протухло.
— Не обращай внимания на запах. Это у соседей
лук загнил. У меня в комнате свежо и хорошо. Я всегда проветриваю.
— Это коммуналка?
— Она самая.
— А почему вы не сделаете соседям замечание?
— По поводу чего?
— По поводу загнившего лука.
— Бесполезно.
— Что значит бесполезно?
— Там алкоголики живут. Начнешь их в чем-то
убеждать — себе дороже будет. Они живут по принципу: моя хата с краю, ничего не
знаю.
— А разве в коммунальной квартире могут быть
подобные принципы?
— Детка, в коммунальной квартире может быть
все. Именно поэтому люди бегут из коммуналок.
Комната Петра Степановича была большая и
светлая. В ней действительно было свежо. Нехитрая обстановка комнаты говорила о
том, что ее хозяин достаточно стеснен в средствах.
— А мне всегда казалось, что такие люди, как
вы, должны жить в роскоши.
— А я разве похож на миллионера?
— Нет, но ведь вы такую должность занимаете!
— Возможно, но она не такая хлебная, как мне
бы хотелось.
Сев на старенький стул, я послушно сложила
руки на коленях и посмотрела на мужчину взглядом, полным надежды.
— А вы и в самом деле правду по поводу кино
говорили?
— Какого кино? — Мой новый знакомый снял
пиджак, повесил его на спинку стула и расстегнул ворот рубашки.
— Вы же говорили, что у вас есть друг режиссер
и что он ищет актрису для своего фильма. Я смогла бы сыграть главную роль или
хотя бы принять участие в пробах.
— Не сомневайся. Я устрою тебе пробы. Детка,
ты что будешь пить?
— Чай, — немного неуверенно ответила я.
— Чай — это несерьезно. Я считаю, что нашу
встречу нужно отметить. Посмотри в сервант и выбери напиток по своему вкусу.
— Я не хочу спиртного, — покачала я головой и
кинула взгляд в сторону серванта.
В отличие от скромной комнаты Петра Степановича
содержимое серванта отличалось особой изысканностью и удивительным
разнообразием. Создавалось впечатление, что вместо того, чтобы вкладывать
заработанные деньги в интерьер своей комнаты, мужчина вкладывал их в «интерьер»
своего серванта и забивал его всевозможными дорогими бутылками.
— Я не желаю слушать твое «не хочу». Тебя не
каждый день приглашают для того, чтобы сделать из тебя звезду. Давай выпьем за
знакомство. У меня есть вкусный ликер. Ты же сладкоежка, он как раз клубничный.
Ну что, отмечаем? — Не дожидаясь моего ответа, мужчина взял бутылку ликера и
достал из холодильника разрезанный на ровные куски торт. — Ликер с тортом — это
же по-барски. Тебя, наверное, удивляет, что у меня холодильник стоит в комнате,
но ты не забывай, что находишься в коммунальной квартире. Если бы я держал его
на кухне, то мне пришлось бы повесить на него замок. Ну что, сладкоежка,
налетай на угощенье.
— Мне самый маленький кусочек!
— А тебя тут никто спаивать и раскармливать не
собирается.
Налив мне достаточно большую порцию ликера,
мой новый знакомый тут же залпом выпил полную рюмку водки. Я стала медленно
пить свой ликер и обдумывать продолжение нашего разговора.
— А у тебя родители-то есть? — Мужчина задавал
мне вопросы и, как только я делала глоток, тут же подливал мне ликер, так что
мой бокал был всегда полон. — Как они тебя отпустили? Ты из неблагополучной
семьи?
— Прекратите. Я больше не буду пить, —
пробовала протестовать я.
— Да ладно тебе! Живем один раз. Не знаю, как
тебе, но мне наше знакомство очень даже приятно. Ты не ответила на мои вопросы.
У тебя родители-то есть?
— Конечно, есть.
— А как они тебя отпустили?
А что им оставалось делать? Меня вообще тяжело
от чего-то удержать. Родители покричали, конечно, перед отъездом — этим дело и
закончилось. Кстати, я бы не назвала свою семью неблагополучной. Вполне
нормальная семья. Отец, конечно, выпивает; мать поколотить может, но я уже к
этому вполне привыкла. А зачем вы это спрашиваете?
— Просто из праздного любопытства.
— Петр Степанович, так когда вы позвоните
своему режиссеру? Вы и правда устроите меня на подготовительные курсы? Мне
кажется, что все это сон. А хотите, я вам стихи почитаю? А может, басню? Я их
много знаю.
— Зачем? — опешил уже подвыпивший мужчина.
— Как это зачем? Я ведь к поступлению в
институт черт знает сколько готовилась — не один сборник стихов наизусть
выучила. Такое количество стихов мало кто знает. Я, конечно, понимаю, что в
этом деле главное не количество, а качество, но у меня качество тоже не
страдает. Я ведь читаю с душой. Послушайте, пожалуйста.
— О, нет, — замахал руками Петр Степанович.
— Ну почему? — расстроилась я. — Почему? Меня
сегодня в комиссии слушать не хотели, так хоть вы послушайте.
— Этого мне на работе хватает. Потом почитаешь.
Я верю, что ты и стихи, и басни, и песни знаешь. А вот как у тебя с этюдами?
— Нормально. Я просто до них не дошла. У меня
вообще фантазия богатая: я в школе всегда участие в художественной
самодеятельности принимала. У нас театральная студия была, так я всегда с таким
вдохновением играла. Между прочим, все главные роли были мои. Так что я —
прирожденная актриса с детства.
— Сам себя не похвалишь — никто не похвалит.
— Я вам серьезно говорю!
— Я тоже.
