— В том, что я отец.
— Дима, ты что такое говоришь?! — Я услышала,
как у меня зазвенело в ушах. — Ты же у меня первым был, и ты прекрасно знаешь,
что у меня, кроме тебя, никого не было!
— Я не уверен, что у тебя первым был.
Димкины слова хлестали меня словно пощечины,
одна больнее другой. Я держала телефонную трубку и не могла поверить в то, что
на том конце провода мой Димка. Димка, который не мог на меня надышаться, носил
меня на руках, кормил с ложечки, бережно мазал и целовал все мои ссадины и
синяки.
— Дима, за что ты со мной так? Неужели я
заслужила такое обращение с собой?
— А может, ты свою девственность подстроила?!
— продолжал наносить мне невидимые удары Димка. — Сейчас многие так делают.
Корой дуба наспринцевалась да марганцовки добавила. Может, ты заранее простыню
краской намазала?! Сейчас девчонки на какие только ухищрения не идут, чтобы
надурить парней и изобразить, что они были у них первыми. Я, когда тебя на
мойке увидел, сразу понял, какая ты шлюха. Хищница, которая решила меня
развести на деньги и прописку.
— Ты был у меня первым, — теряя всякую надежду
на то, что я смогу достучаться до Димкиного разума, произнесла я. — Не нужны
мне были ни твои деньги, ни твоя прописка. Неужели ты этого не понял?! Ты повторяешь
слова своих родителей. Мне нужен был только ты.
— Ну и даже если представить то, что я был у
тебя первым, я что, теперь обязан на тебе жениться? Света, ты в каком веке
живешь?!
— Одним словом, мой будущий ребенок — не твоя
проблема, — ледяным голосом проговорила я, понимая всю бесполезность данного
разговора.
— Конечно, не моя. Светка, ты заканчивай свои
проблемы на других вешать. Кстати, беременной тебе еще меньший срок дадут. Ты
подумай об этом.
— Спасибо, Дима, подумаю.
— Так ты рожать, что ли, собралась? — на
всякий случай поинтересовался он.
— Рожать, — однозначно ответила я.
— Ну и дура. Ни флага, ни Родины да еще и с
приплодом. Кому ты такая нужна?! Сама свою судьбу рушишь.
— О своей судьбе я побеспокоюсь сама. Ладно,
Дима, прощай. Не такой уж ты и крутой, каким упорно стараешься казаться. Когда
ты от меня ушел, я поняла, что ты слишком много понтуешься.
— Ты о чем?
— О том, что, когда ты от меня ушел, ты
все-таки забрал те ботинки за пятьсот долларов, на которые тебе в метро
наступили.
— Да я их так просто, на всякий случай забрал,
— растерялся Дмитрий.
— Я не удивлюсь, если ты их еще носить будешь.
Поэтому я и говорю, что в тебе понтов слишком много и все они тобой же
придуманные.
— Ты все сказала? — изменился в голосе
Дмитрий. Видимо, он не любил, когда его задевали за живое.
— Все. Звонить и уговаривать я тебя больше не
буду, не переживай.
— Будь так любезна, а то мои предки уже хотят
поменять номер телефона.
— Не стоит. Больше не будет звонков.
— И не забудь пригласить на юбилей, который ты
будешь справлять в самом дорогом ресторане Москвы, когда станешь хозяйкой этого
города, — насмешливо проговорил Дмитрий.
— Несомненно. Только перед тем, как положить трубку,
мне хочется сказать тебе всего одну фразу.
— Говори.
— Гад ты, Дима, мамочкин сынок и
безответственная сволочь. Такому, как ты, еще рано заводить ребенка и нести
ответственность за женскую судьбу. Такому необходимо еще сидеть рядом с мамкой
и сосать ее сиську, и, даже когда ты вырастешь, ты будешь всегда просить у нее
на чупа-чупс.
С этими словами я повесила трубку и поплелась
в палату.
Глава 21
Этой ночью я практически не спала. Я вдруг
подумала о том, что я больше не желаю знать, что такое любовь. Я отрекаюсь от
этого чувства. В моей душе остается только ненависть. Я поняла, что теперь я
уже не люблю, а ненавижу Димку за то, что я совершенно одна, что мне угрожает
опасность и меня некому защитить, а также за то, что я жду ребенка. Я еще никогда
в жизни не чувствовала себя такой ненужной, брошенной, разбитой, подавленной и
несчастной. Отказавшись от ребенка, Дмитрий заранее наказал ни в чем не
повинное существо за грехи его родителей.
Ближе к утру в мою голову пришла мысль о том,
что, как только я рожу ребенка, то обязательно приду с ним к Дмитрию домой.
Быть может, он признает ребенка после того, как его увидит? Быть может,
смягчится сердце у его родителей, когда они увидят своего внука? Неужели можно
быть такими черствыми и не понимать, что, возможно, мы с Димой во многом
виноваты сами, но ведь ребенок ни в чем не виноват.
Но как только я представила, что меня снова
выставляют из квартиры, я тут же прогнала эту мысль прочь. Нет, Дима для меня —
пройденный этап. Хватит унижений. Теперь у меня свой путь.
На следующий день ко мне приехал мой новый
знакомый, Александр, и привез мне целую сетку фруктов. Я вышла к нему в коридор
и села рядом с ним в кресло.
— Куда ты столько фруктов принес?
— Ешь, давай, за двоих. Тебе витамины нужны.
Что врачи говорят?
— Они сказали, что мое отравление не повлияло
на ребенка: малыш развивается без отклонений. Уже четвертый месяц пошел. Мне
кажется, что я начинаю его в себе чувствовать.
Саша осторожно положил руку на мой живот и на
всякий случай спросил:
— Можно?
— Конечно. Говорят, что живот скоро будет
расти как на дрожжах. Мне даже страшно.
— Отчего тебе страшно?
— Страшно ощущать себя беременной. Страшно,
что во мне кто-то есть.
— А я даже не могу представить себе эти
ощущения. А можно я к твоему животу ухо приложу, а то я ничего не чувствую?
— Прикладывай.
Я улыбнулась и подумала о том, что я только
вчера познакомилась с этим человеком, а у меня такое ощущение, что я знаю его
тысячу лет. С ним как-то тепло, спокойно и хорошо. Сашка приложил ухо к моему
животу, немного послушал и с умным видом покачал головой.
— Ну, что там?
— Что-то булькает. Он еще ногами не стучит?
— Рано еще. Как у тебя дела на работе?
— Да так, — огорченно махнул он рукой.
— Плохо, что ли?
