А затем это неудачное поступление в институт и
встреча с мнимым доброжелателем. Убийство. Знакомство с Димкой и любовь, о
которой я много слышала, но и представить не могла, что это когда-нибудь может
случиться со мной. Полюбив, я узнала, как можно потерять гордость, да и не
только гордость, но и чувство собственного достоинства. Чуть позже я поняла,
что такое предательство, подлость и как любимый человек может стать чужим и
далеким. Я рассказала, как убирала квартиры, мыла машины и искренне надеялась
на то, что настанет тот день, когда Димка выучится и возьмет часть материальных
забот на себя. Тогда я еще верила, что ЛЮБОВЬ В ЭТОЙ ЖИЗНИ МОЖЕТ ВСЕ. Я верила,
что она не боится быта, социального статуса, людских пересудов. Тогда я еще и
представить не могла, как же сильно я ошибалась, потому что зачастую любовь
бывает очень трусливой, хитрой и изворотливой. Господи, а ведь я представляла
ее совсем другой! Я отдавала себя ей без остатка, и, если бы потребовалось
пожертвовать моим телом или моим духом, я бы не раздумывала ни минуты. А что я
получила взамен? Душевные страдания, предательство любимого человека и…
беременность. И я нашла лекарство от любви. Я поняла, что есть выход — это
самоубийство, что если я покончу с собой, то больше не будет слез, проблем и
жуткого одиночества. А затем — больница и Дашкина смерть.
Мужчина слушал меня очень внимательно, ни разу
не перебил, и если я не ошибаюсь, то он был потрясен моим рассказом.
— Я хочу уйти в монастырь, — тихо произнесла я
и посмотрела на мужчину печальным взглядом.
— А почему именно в монастырь?
— Мне кажется, что после того, что со мной
произошло, я должна прийти к Богу. Я сейчас выговорилась, и у меня на душе
стало легче. Я не могу вернуться домой.
— А что ты хочешь?
— Лев Борисович, все, о чем я вас прошу, —
похлопочите, чтобы меня приютил какой-нибудь монастырь. Там я буду в
безопасности и будет в безопасности мой будущий ребенок.
— Ты уверена, что хочешь в монастырь?
Да, — не раздумывая ответила я. — Правда, я
боюсь, что меня туда не возьмут. Я же беременная грешница. Лев Борисович, вы
такой влиятельный человек! Вас послушают. Вам не откажут. Отвезите меня в
какой-нибудь монастырь, где бы меня приняли и дали мне кров. Я не белоручка. Я
готова вставать в пять утра и работать до глубокой ночи. Я буду работать до
самых родов. Если вы меня спасете и сделаете то, о чем я вас прошу, я буду
молиться за вас и днем и ночью. Буду просить у Бога для вас здоровья и
благополучия.
— Ты и в самом деле хочешь отречься от всего
мирского?
— Хочу. Я понимаю, что таким, как я, не место
в монастыре. На мне лежит грех убийства, но я прошу всего лишь крова. Я буду
много работать, молиться, и быть может, случится такое, что со временем этот
грех будет мне прощен. Я исповедуюсь. Я обязательно исповедуюсь.
Лев Борисович заказал себе виски и растерянно
пожал плечами:
— Знаешь, я не совсем готов к такому повороту.
Я думал, ты будешь просить у меня денег, защиты, покровительства, а ты просишь
устроить тебя в монастырь.
— Я никогда не прошу денег, — замотала я
головой. — Я всегда зарабатываю их сама. Я не хочу мирской жизни. Мне в ней
некомфортно. Я знаю, что только жизнь в монастыре излечит мою душу. Во мне еще
тлеет любовь. Она угасает, скоро от нее останется лишь пепел. Остаются только
боль, разочарование, грусть и печаль. В моей душе становится пусто. Там все
выжжено, и это нисколько меня не огорчает, а скорее даже радует, потому что в
ней уже никогда не будет места новой любви. Если совсем недавно я готова была
пойти за своим любимым на край света, то теперь во мне не осталось желания
сделать по направлению к нему один-единственный шаг.
Немного помолчав, я выпила глоток морковного
сока и с болью в голосе произнесла:
— Лев Борисович, я уверена, что у вас есть
взрослые дети. Конечно, они бы никогда не попали в подобную ситуацию, ведь они
не так дурно воспитаны, как я, но все же вы не могли бы мне помочь, как своему
ребенку. Я же так мало у вас прошу!
— У меня была дочь твоего возраста. Год назад
она умерла, — глухо сказал мужчина и принялся пить виски.
— Простите.
Он словно не услышал моего извинения и
продолжал:
— Она умерла от передозировки наркотиков.
Воспитание ребенка не всегда зависит от его социального уровня. У моей дочери
всегда все было самое лучшее: самая дорогая одежда, машина с личным водителем,
самые престижные школы… Она никогда ни в чем не знала отказа. Сначала она
училась в Англии, но затем она стала проситься сюда и продолжила обучение
здесь. Я не знаю, на каком этапе я за ней недоглядел, упустил ее, не услышал
своего собственного ребенка. Быть может, это случилось оттого, что она
воспитывалась без матери? А однажды ее не стало. Для меня это было настоящим
шоком. Я и понятия не имел, что моя дочь — наркоманка со стажем. А позже
выяснилось, что об этом знают все. Все, кроме родного отца. Вот так я потерял
свою дочь. Я долго размышлял, почему она пристрастилась к наркотикам? Чего ей
не хватало? И тогда в мою голову закралась мысль, что, может быть, это
произошло потому, что ей всего хватало? Многие мои знакомые имеют большой
достаток, но при этом они стараются не слишком баловать своих детей и создают искусственный
дефицит. Глядя на них, я теперь понимаю, что они поступают правильно.
— Я вам очень сочувствую.
Лев Борисович отодвинул пустую тарелку и,
посмотрев на свои часы, устало спросил:
— Еще что-нибудь будешь есть?
— Нет. Я сыта, — замотала я головой.
— Ну что, поехали?
— В монастырь? — на моем лице появилась
тревога.
— Да в какой монастырь? Неужели похоже, что я
дружу со всеми попами и монахинями в этом городе?
— Значит, вы отказываетесь мне помочь?
— Поживешь пока у меня, а там видно будет. Все
равно комната дочери пустует. Дом большой. Чем тебе не монастырь? Хочешь
работать — помогай прислуге. Только в пять утра не вставай, в доме все еще
спят. Хочешь молиться — молись. У меня есть комната с иконами. А насчет того,
чтобы исповедоваться… Мне кажется, что сегодня ты мне уже исповедовалась.
Правда, я не могу отпустить тебе твои грехи, но думаю, что со временем жизнь
все расставит на свои места. Ты согласна или тебе монастырь подавай?
— Я уже настроилась на монастырь.
Лев Борисович постучал пальцем по циферблату
наручных часов.
— Посмотри на часы: уже вечер. Ну какой тебе
сейчас монастырь? Поехали.
— А это удобно?
