Но Саудовская Аравия – не такая уж большая страна. Население – всего лишь около 27 миллионов человек. До открытия нефтяных богатств ничем кроме святынь, привлекавших большое число паломников, не была богата или сильна. Конфликт особенно остро верующей части ее жителей с западной цивилизацией должен был бы оставаться небольшой, частной проблемой, да и соприкосновение двух менталитетов культур было бы минимальным. Пустыня внимала бы себе Богу, и ничего особенно значительного для остального мира не происходило бы.
Но случилась Нефть – именно с большой буквы. Саудовская Аравия вдруг стала одной из самых важных и влиятельных стран мира за пределом узкого круга Великих Держав. Она вдруг превратилась в вершителя судеб мировой экономики, а иногда и политики, как в случае с американо-советским соперничеством. Наступает очередной кризис, и американцы падают в ножки: выручайте, братцы саудиты, не подведите! И братцы саудиты в большинстве случаев шли навстречу, спасали мир и западную цивилизацию. Страна стала великим регулятором нефтяных рынков: надо сбросить цену – добыча быстро увеличивается, надо повысить (бывало раньше и такое) – пожалуйста, можем и здесь подсобить, добычу сократив. Внутри ОПЕК Эр-Рияд играл невероятно важную роль, чаще всего сдерживающую, умеренную. Хотя бывали и ссоры – но, в основном, с западными компаниями, а не правительствами. Но чем теснее становилось саудовское сотрудничество с США, тем горче разочаровывались в своем правительстве, тем больше ненавидели Запад радикальные последователи Мохаммеда Ибн Абдель Ваххаба.
А между тем именно его идеи послужили в свое время идеологической платформой для собирания аравийских земель и утверждения там власти саудовской династии. Своего рода сделка состояла в том, что муллы и ученые улемы поддерживают королевскую власть, а та в обмен отдала им на откуп духовную жизнь своих подданных, культуру, образование, в общем – всю надстройку. Но в нефтяную эпоху у ваххабитско-салафитской идеологии вдруг появилось глобальное измерение.
На протяжении многих лет королевство выделяло огромные деньги на образование, но в основном – на богословское. До самого последнего времени подавляющее большинство выпускников саудовских университетов специализировались на том или ином подвиде теологии или богословской юриспруденции. Причем новые толкования священных текстов не поощрялись, так что во многих случаях наука эта сводилась к зубрежке Корана, сунны и работ старинных, признанных толкователей. Среди последних преобладали так называемые «буквалисты». То есть, о каком-либо компромиссе с современностью не могло быть и речи.
Типичным порождением такой системы образования стал Осама бин Ладен – образчик того, что может случиться с талантливым, волевым и властолюбивым молодым человеком в такой питательной среде. Нефть Баку породила Сталина, нефть Аравии – бин Ладена.
Тысячи его единомышленников-проповедников понесли ваххабитское слово во все концы исламского мира и на его нередко кровавые границы с миром неисламским. Миссионерская деятельность, строительство мечетей и религиозных школ соответствующего направления щедро финансировались государством – теми самыми бешеными нефтяными деньгами, которых порой уже и коршуны хохлатые не клевали.
Экскременты дьявола
По данным Института Открытого Общества, экономики стран, богатых природными ресурсами, в период между 1960 и 1990 росли в два-три раза медленнее, чем те, что не могли уповать на сырьевые сверхдоходы. Причем это отставание стало особенно очевидным в 70-х – то есть, после того, как цены на нефть резко пошли вверх.
Это ли не парадокс? Как такое может происходить? Главное объяснение: «голландская болезнь» (экономический недуг, названный так в честь проблем, испытанных Нидерландами в 60-х, когда там открыли богатые запасы природного газа). Симптомы таковы: резко увеличившийся приток иностранной валюты ведет к столь же резкому, и экономически необоснованному росту курса валюты национальной. Что, ясный перец, делает отечественных производителей неконкурентоспособными за пределами родных границ. Да и у себя на родине часто тоже. Ведь из-за дурного валютного обмена импортировать становится дешевле, чем производить. «Непрофильные» отрасли – производительная экономика за пределом сырьевого сектора – попадают в порочный круг: чем менее они прибыльны, тем меньше привлекают и инвестиций, которые все уходят в добычу модного сырья. Правда, в последнее время наблюдается и еще одна тенденция: государство, стремясь максимально поучаствовать в сверхприбылях, облагает своего «золотого гуся» такими налогами и поборами, что и ему на реинвестиции мало что остается.
В обществе тем временем возникает опасная эйфория, ложное ощущение прочного благополучия. Всё это может кончиться катастрофой, когда цены на сырье резко пойдут вниз, а ведь это неизбежно произойдет рано или поздно.
Лучшее, что человечество смогло придумать в борьбе с «голландской болезнью» – это так называемые «стабилизационные фонды», куда государство откачивает значительную часть сырьевых «премиальных». (Хотя такая система как раз и оборачивается зачастую жестокими поборами, лишающими «нефтянку» возможности как следует развиваться.) Норвегия создала два таких фонда – они обеспечивает практически всему населению высокие пенсии и прочие социальные выплаты, а также заботятся о будущем экономики. На Аляске подобный фонд напрямую выплачивает гражданам «дивиденды» от нефтяных богатств. В том же духе действует и Чили – эта страна богата медью и создала социальную накопительную систему, куда идут сверхдоходы от экспорта металла.
Собственно, и в России уже нелегко разыскать человека, который не слыхал бы о «стабилизационном фонде». (Хотя не все еще заметили, что фонд теперь разделен на два: «Резервный» и социальный – «Фонд национального благосостояния».
Правда, в благополучные времена фонд сильно раздражал население огромными накопленными суммами. От сообщений о сотнях миллиардов долларов, праздно лежавших в зарубежных активах, глаза на лоб вылезали и зубы лязгали. Зачем, спрашивается, деньгам валяться неизвестно где, когда они могли бы облегчать участь пенсионеров и низко оплачиваемых бюджетников, строить дороги и бассейны, новые больницы и поликлиники, сделать достойной жизнь врачей и педагогов и так далее. И еще вопрос: почему, собственно, обязательно держать эти деньги за рубежом – доллары и евро поддерживать за наш счет? Как водится в России, подозревалась во всём этом и коррупция…
Но если в жирные времена стабилизационный фонд вызывает раздражение и подозрения, то во времена кризиса и дешевой нефти он имеет обыкновение таять на глазах у публики, причем с катастрофической скоростью. Особенно если его расходовать на поддержание курса национальной валюты, искусственно вздутого «голландской болезнью». Удержать его, предотвратить девальвацию практически невозможно – именно с нее только и может начаться излечение от дурного экономического недуга. Но – куда ни кинь, везде клин! Девальвация будет означать резкое падение уровня жизни большинства населения, опять же искусственно поднятого нефтяными вливаниями. А коли так, то неизбежны социальные потрясения, возможно, и политические неприятности. Какая же власть легко согласится на такой сценарий? Но с другой стороны, единственное, что остается делать, так это пытаться слегка растянуть девальвацию по времени, замедлить спуск с горы, чтобы он не превратился в обвальное падение вверх тормашками. Но и эта стратегия чревата рисками…
