— Теоретически все может быть, но… какое это имеет значение? Наверно, жена рассчитывалась с этим самым бригадиром или обсуждала подробности ремонта.
— Да нет, это было уже осенью, в октябре, с ремонтом на даче уже было давно покончено.
— Вы что хотите сказать… что у Татьяны… с этим Леоновым…
— Личная жизнь вашей семьи меня не касается, — сказала Люся. — Но я хочу рассказать вам другое. Но только еще раз прошу — не выдайте меня. Я ведь совершаю служебное преступление.
— Я свое слово держу.
Люся затянулась последний раз сигаретой, выбросила ее в окно. Откинулась назад на сиденье, закрыла глаза. Сказала:
— Слушайте внимательно. Раньше это дело — Геннадия Леонова — вела я. Потом его у меня отобрали. Почему — долгая история и неинтересная. И пришла я к заключению — по-моему, логичному, — что ни вы, ни ваша жена не имеете никакого отношения к преступлениям Леонова. Ведь он действительно одно время подрабатывал на ремонте дач, у него же руки золотые. Вообще очень талантливый тип. Разносторонний. И даже если у него был какой-то там короткий роман с вашей женой — заметьте, я этого не утверждаю, меня вообще не слишком этот вопрос волновал, — то и это не столь уж важно.
— Ну для вас, может быть, и не важно, но для меня… Я вообще не могу поверить, что Татьяна… она же…
— Подождите, подождите, Алексей Павлович, дайте мне сосредоточиться на главном. Пока вела это дело, я решила вас не трогать, смятения в вашу семью не вносить. Зачем, думала я, людей серьезных беспокоить. Ничего они нам нового о Леонове не скажут, мы и так о нем очень много знаем.
— Да кто он такой, этот ваш Леонов? Просто дьявол какой-то…
— Дьявол не дьявол, а бывший наш коллега, инспектор угрозыска, разжалованный и уволенный за неблаговидные поступки. Если называть вещи своими именами — за связи с преступниками. С бандитами якшался.
— Ну не такой уж редкий случай по нашим временам…
— Верно. Но Леонов — случай не банальный. Он на ремонте денег накопил и создал частное детективное агентство. Которое потом плавно превратилось в небольшую, но сильную преступную группировку, состоявшую сплошь из бывших офицеров КГБ и милиции. Вскоре они стали специализироваться на заказных убийствах. Делали все это очень профессионально, доказать ничего нельзя было. Но недавно они полезли в такие глубины, в которых Леонов уже не может ориентироваться. Одно дело — всяких преступных авторитетов мочить или даже банкиров по заказу конкурентов ликвидировать. И совсем другое — депутатов и политических деятелей убивать. Тут у него начались осложнения. Теперь кончится тем, что Леонова уберут, это только вопрос времени. Бережный и не рассчитывает его поймать — этого только ему не хватало.
— А зачем же он его ищет?
— А выводит своих хозяев на него. Помогает его найти.
— И он что, всерьез думает, что я могу ему в этом помочь?
— Нет, в том-то и дело, что нет. Случилось то самое совпадение. Идиотское, как вы говорите. Несколько дней назад ему позвонили и велели поискать на вас компромат. Прижать вас как следует. Вот он и вспомнил, что можно вас по делу Леонова попытаться привлечь.
— Как — привлечь? Что я такого совершил?
— Ну, теоретически можно себе представить, что некоторые преступные действия Леонова были совершены в момент, когда он жил у вас на даче. Теоретически — это укрывательство преступника. Даже сообщничество можно пришить при большом желании. Хотя, конечно, понятно, что ерунда, но если притвориться валенком, можно такое дело возбудить. Формально он будет в своем праве.
— А кто, кто эти люди, которые вашим Бережным командуют?
— Он направо и налево говорит, что он суперагент ФСБ и что работает прямо на генералов каких-то. Но, может, и врет. Покровители, правда, у него действительно высокие, это факт. В подробности я не вникаю, не хочу голову свернуть.
— Ну и что, Люся, вы советуете мне делать?
— Уехать не можете?
— Надолго не получится…
— Ну, тогда перестаньте делать то, что хозяев Бережного раздражает. Отстаньте от них. Небось ведь коррупцию какую-нибудь расследуете… Забейте с ними стрелку и спросите: что надо сделать, чтобы вы своего пса отозвали.
«А уж не подсадная ли это утка?» — пришло вдруг в голову Данилину. Он искоса посмотрел на Люсю: было почему-то очень обидно думать о ней так: все-таки чрезвычайно симпатичная женщина. Волосы просто невероятно густые и совершенно золотые. Кожа на лице молочно-белая, и синие, точно фарфоровые, глаза слегка навыкате. Просто с картины какой-то сошла! Ну да, фигура немного тяжеловата, надо ей, конечно, за весом внимательно следить. Но зато голос какой — это вообще наповал!
Как-то не хотелось Данилину представлять Люсю в такой мерзкой и мелкой роли. Если уж злодейка — так уж по большому счету, что-нибудь масштабное, космически-демоническое, вот это ей, может быть, и пошло бы. А так, на побегушках, шестеркой у каких-то плюгавых коррупционеров местного значения — нет, и еще раз нет! А может, и не шестерка, может, действительно рассчитывала с помощью Данилина Бережному отомстить. А заодно и помочь «порядочному человеку». Словно в подтверждение этих мыслей, Люся сказала грустно:
— Но я-то надеялась, что у вас огромные связи наверху, что вы пойдете к помощнику Ельцина, например, и он Бережного вместе с его хозяевами шуганет как следует…
— Я как раз всех помощников Ельцина знаю, — сказал Данилин. — Но понимаете, там, на тех заоблачных высотах, состав атмосферы другой… Они мне улыбаются, руки жмут, но кто там от кого в конечном счете зависит, одному Богу известно или, вернее, дьяволу. Такими они там нитями опутаны, что смертному не разобрать… Взаимозачеты всякие бесконечные, два пишем, сто в уме… А потом даже если он тебе вдруг поможет, то ты уж у него твердо в должниках ходить будешь, и долг этот тебе быстренько к оплате предъявят… И все — кончится независимая пресса России!
— Да бросьте, Алексей Павлович! Давно она уже кончилась!
— Нет, не кончилась, мы еще поборемся!
Люся опять замолчала. Потом сказала:
— Еще пару кварталов проедем, и стоп. А там я пешком пойду. А то у меня муж ревнивый.
Данилин не был уверен в правдивости этой версии. Сказал:
— Это так теперь называется: ревнивый муж… А что это вы вообще не побоялись ко мне в машину садиться? Ведь если на меня компромат собирают, то, значит, и Николай Николаевич где-то поблизости может обретаться…
— Это кто еще такой?
— Так большевики-подпольщики наружное наблюдение называли…
— А, это… Это — с понедельника.
— Как… с понедельника? — опешил Данилин.
— А вот так. Я слышала, как Бережный этот вопрос обсуждал по телефону. Ему сказали: с понедельника. Сейчас, говорят, ни одной свободной бригады нет. Он ругался еще. Говорил: нет денег, не стройте коммунизм.
