Потом вдруг резко замолчала. Провела рукой по лицу, точно сняла с него какую-то тень, какой-то отпечаток ненужных эмоций.
Сказала иным, холодным голосом:
— А ничего Юра не говорит. И ничего он мне не рассказывает. Потому что Юра не может ничего говорить. И ничего рассказывать. Не может, физически не способен. Как это по-английски? Анэйбл? То есть вообще — анэйбл совсем.
10
— Вы хотите сказать, что Карл… Юра — мертв? — Джули задала этот вопрос таким равнодушно вежливым тоном, что если бы Данилин не знал ее, то счел бы черствой и жестокой женщиной. Но он понимал, в чем дело. Слишком много было этого в последние дни и часы: Карл умер, жив. Карл прячется. Карл настоящий, поддельный. Кладбище в Красноярске, могила, видели на киевской улице… Понятия стали терять смысл, отрываться от слов, а слова от понятий.
Лиза отодвинулась к окну, смотрела на серое рассветное небо и молчала.
— Почему она молчит? Спросите ее еще раз, пожалуйста, Алексей… Она ведь не могла не понять мой вопрос?
Данилин сказал:
— Джули спросила вас… Ну не мучайте же ее, в конце концов!
Лиза снова повернулась лицом к Джули и Данилину. И теперь они увидели еще одну, какую-то новую женщину. Лицо ее будто осунулось, кожа обтянула череп, глаза казались уже не изысканно красивыми, а страшными и больными.
— Ах, не мучить ее! А может быть, это она нас мучить приехала из своей Англии? Кто ее звал? Зачем вы ее сюда приволокли, Данилин? Нам и без нее и без вас тошно дальше некуда. Зачем она еще навязалась на нашу голову, идиотка провинциальная!
— Этого я переводить не буду, — сказал Данилин.
— Что, что она говорит? — спросила Джули. — Кто идиот? Или это я идиотка?
— Да нет, — ответил ей по-английски Данилин. — Скорее наоборот…
— Что значит, наоборот? И может она ответить на простой вопрос: жив Карл или нет?
Лиза сказала:
— Жив. Но иногда мне кажется, что лучше бы… Лучше бы не был жив…
— Он что, смертельно болен? Парализован? Он инвалид?
— «Инвалид» — удачное слово.
Лиза снова замолчала на несколько секунд, Джули нетерпеливо ерзала на стуле. Но терпела, молчала. Ждала, пока Лиза продолжит.
Наконец та заговорила снова:
— Знаете, когда он подал в отставку, отказался работать дальше, то это в принципе должно было рассматриваться как дезертирство. Он же офицер! Он их, конечно, уверял, что не выдаст никаких тайн, и я уверена, слово сдержал, не выдал. Ни слова, ни полунамека. Ну вам он кое-что рассказал, наверно, в рамках того, на что имел санкцию… Но о сути того, что он практически делал, ни слова же не сказал, не правда ли?
— Да я и не хотела ничего об этом знать!
— И тем не менее. Формально он был дезертир, предатель. Были люди, настаивавшие на заочном трибунале. С последующей посылкой команды в Англию для приведения приговора в исполнение. Находились и такие, в отделе административных органов ЦК КПСС, кто говорил: нет, чтобы никому повадно не было, надо его похитить, привезти в Москву, судить, а потом сжечь живьем в крематории, как Пеньковского. Или как генерала Полякова — про обоих такие слухи ходили, но я что-то сомневаюсь… То есть их сожгли, но после того, как расстреляли. Ну, мой отец, да и сам Андропов, совсем не были заинтересованы в такой постановке вопроса. Это ведь и по их репутации удар был бы сильнейший. Юра был звезда нелегальной разведки, орденоносец. Политбюро известен — под псевдонимом, разумеется. Поэтому дело повернули так: как могло такое случиться с разведчиком-нелегалом, высоким профессионалом? С человеком, который готовился к своей миссии всю жизнь, из которого десятилетиями лепили супермена и супершпиона, и вылепили. И который великолепно работал, был много лет на особом счету и все такое прочее. Вот с какой стати вдруг такой человек может взять и отказаться выполнять приказы? В отставку, видите ли, подать? Зная прекрасно, что в его профессии никаких отставок не бывает никогда? Не перекинулся к врагу — такое при некоторых обстоятельствах случалось в истории. Но просто вот так взять и возжелать обычной обывательской жизни в английской глухомани? С женой и дочкой, видите ли, обитать на морском берегу? Ответ очевиден, не правда ли? Вот вы, Джули, встаньте на их место и скажите: разве вам он не ясен?
— Нет, — жалобно отвечала Джули, — совсем не ясен… Я слишком далека от этого странного мира, который вы описываете… Я до встречи с Карлом считала, что ничего этого вообще не существует. Что все это писатели и киношники выдумали. Мне иногда и сейчас кажется, что это фильм. Только я почему-то внутри. Так что — нет, ничего мне не ясно и не понятно!
Лиза поморщилась. Потом даже фыркнула. Видно, подумала, что Джули лицемерит. В английском стиле отказывается признать очевидное.
— Да ясное дело: такого не сделает человек, находящийся в здравом уме! Это возможно только при психической болезни. Заручились поддержкой дружественных психиатров, я даже догадываюсь, каких именно… Вообще, психиатрия тогда тесно была с КГБ связана. Раскопали и особое мнение какого-то невропатолога, который возражал против направления Юры на оперативную работу за рубеж. Находил у него склонность к депрессии. Ну, естественно, признаки были — это ведь происходило как раз в то время, когда нас заставили расстаться. Только этим мнением пренебрегли — думали, с глаз долой — из сердца вон, а заодно и из головы депрессивную занозу удастся вырвать. Более того, оказалось, что один из Юриных дедушек застрелился на почве депрессии. А значит, ген есть такой зловредный. Короче говоря, объявили его психически больным. Оставлять сумасшедшего во главе нелегальной резидентуры невозможно. Разрешить ему жить за рубежом просто так, частным лицом, со всеми страшными тайнами в голове, тоже, разумеется, никак нельзя. Не говоря о том, какой прецедент создается опасный… В общем, Политбюро вынесло постановление: репатриировать насильственно и провести психиатрическую экспертизу в СССР. Денег не пожалели, а сил тем более. Была осуществлена дорогущая, очень сложная операция, в ходе которой Юру похитили и вывезли на родину через моря и континенты. Думаю, десятки людей были задействованы.
— Делать больше нечего было вашей разведке, что ли? — не выдержала Джули.
Но Лиза подняла руку: стоп! Сказала:
— Я хочу вам, Джули, задать важнейший вопрос. Ради которого я, может, и пришла сюда сегодня. Скажите, только очень честно: с вашей точки зрения, здоров ли был Юра в момент похищения? Или все-таки были признаки болезни? Потому что, признаюсь, мне до сих пор не дает покоя: как в голову ему могло такое прийти? Нет, в то, что шпионить надоело, тем более альфонсничать, что семейной жизни захотелось, что дочь безумно полюбил, которая, кстати, так сильно на нас с вами похожа… в это все я легко могу поверить… То есть мотивация поступка мне понятна. Верю, что ему все обрыдло и до смерти захотелось уйти из шпионов. Но как он, умнейший и опытнейший человек, не понимал, что ему никак, ну ни при каких условиях этого сделать не дадут? Что его скорее уничтожат…
