Вот и теперь он с подозрением уставился на розовощекого. А что, похож на какого-нибудь моложавого ветерана «Сикрет Интеллидженс сервис», пожалуй.
Вслух же сказал сухо:
— Нет, в «Вестях» я никогда не бываю, и не тянет меня туда совершенно! Если вы так хорошо осведомлены о деталях моей биографии, то знаете, что мое расставание с этой газетой происходило не самым дружественным образом…
Краснолицый кивал — знаем, дескать, знаем. Нет, не нравится мне это, лучше бы ретироваться поскорей, думал Данилин. Но необходимо было все-таки соблюсти элементарные приличия.
— Ну что же — повторим еще по пинте «Гиннесса», мистер?.. — сказал Данилин, признаваясь в забывчивости. Вылетело из головы, что поделаешь!
— Зовите меня Дэвидом, — отвечал англичанин. И, переходя на русский: — Конечно, повторим, Алеша! Но сегодня я угощаю, и никаких возражений!
— Нет-нет, — вскричал он вслед Дэвиду, — так не годится! Позвольте мне!
Но тот, не слушая возражений, уже ловко ввинтился в густую толпу, преграждавшую путь к стойке.
Русский язык и вот это «Алеша» совсем уж Данилина доконали. Мало кто даже в ближайшем окружении знал, что его так зовут, большинство ограничивалось Алексом.
«Может, быстро встать и уйти, и черт с ним, пусть обижается? — размышлял Данилин. — Но что, если это просто безобидный коллега, русист из какой-нибудь телекомпании или газеты? Не только обидится, но и будет рассказывать общим знакомым, что мистер Данилин-то, того-с, не в себе, соскочил с катушек».
Пока Данилин пребывал в нерешительности, Дэвид удивительно быстро вернулся с еще двумя пинтами благословенного черного напитка.
Уселся и сказал по-русски:
— Давай добавим, товарищ, по одной…
«Там, в песне, вообще-то — закурим, а не добавим», — хотел было ответить Данилин, но сдержался. Но каково изощрение. Песни советские перефразирует… Нет, надо точно ноги делать, и как можно скорей!
После этого беседа начала протекать оригинальным образом — Дэвид обращался к Данилину по-русски, а тот отвечал ему неохотно, скупо и исключительно по-английски.
Наконец Данилин не выдержал и прямо в лоб, без обиняков, просто и грубо, спросил:
— Простите, Дэвид, что перебиваю… но не подскажете, где мы с вами встречались и где вы работаете? А то, признаюсь честно, я забыл… Вы уж извините…
— Мы с вами много раз бывали близко друг от друга, на конференциях, приемах и так далее. Здоровались, может быть, издалека… Но никто нас друг другу формально не представил…
— Ах, вот как… А служите где?
— Да я — то же самое, что и вы.
— В каком смысле? — опешил Данилин.
— В прямом. Вы отставник, полупенсионер и фрилансер, и я тоже.
— А до выхода на пенсию где трудились?
— А в одной организации аналитического направления… Россией, естественно, занимался…
И Дэвид нахально подмигнул Данилину. Яснее не скажешь.
Данилин быстро отхлебнул побольше из своей кружки («Эх, жаль оставлять славный напиток», — мелькнуло в голове), встал, слегка поклонился, сказал:
— Благодарю вас за «Гиннесс», было очень приятно пообщаться, но я опаздываю на поезд, а потому вынужден вас немедленно оставить.
— Ваш поезд только что отошел, Алеша. Следующий — только через час.
— Откуда вы…
От неожиданности Данилин снова опустился на деревянную скамейку. И даже перешел на русский.
— Скажу вам прямо, Дэвид, если так вас действительно зовут… Я не для того целых десять лет старательно бегал от людей вашей профессии, чтобы сегодня нарушить это правило, даже ради «Гиннесса» и ради вашего приятного общества. Ничего личного, поверьте, но до свидания, вернее, прощайте!
И Данилин решительно вскочил и направился к выходу. Он уже открыл дверь на улицу, как до него донеслись слова:
— У генерала Трошина никогда не было дочерей.
Данилин остановился в дверях, с одной ногой на улицу. Секунду тупо стоял, блокируя вход новым желающим пропустить по стаканчику или кружечке. Потом все-таки вернулся, сел рядом с Дэвидом.
Нет, наверно, это ему послышалось! Чушь, галлюцинация!
И все-таки надо бы проверить.
Спросил:
— Простите, вы что-то сейчас сказали по-русски? Или мне послышалось?
— Будем считать, что послышалось.
— Вы обиделись, что ли? Не обижайтесь! Просто мне… правда… невозможно и ненужно… Я об ваш мир достаточно обжегся. Хватит с меня…
— Понимаю. До свидания.
Данилин во второй раз повернулся, чтобы уйти, но тут же услышал, на этот раз четко и ясно:
— Все-таки знайте: у Трошина дочерей не было.
Данилин вернулся, сел за стол.
— Принести вам еще «Гиннесса»? — заботливо, как больного товарища, спросил краснолицый англичанин.
Данилин только кивнул. Слова вымолвить не мог.
Дэвид удивительно быстро вернулся еще с двумя пинтами и спросил, усаживаясь:
— Гадаете, откуда я знаю, чем вас удивить? Поверьте, ни Джули, ни тем более Шанталь здесь ни при чем, они никому не проговорились — это железные дамы, мы от них никогда ничего добиться не могли…
— Значит, Лиза?
Дэвид рассмеялся. Отхлебнул пива, сказал:
— Недурно было бы с ней откровенно побеседовать, но, увы, она для нас недоступна… Нет, скажу вам, хоть и не должен: технические средства разведки.
Последнюю фразу Дэвид произнес шепотом, практически в ухо Данилину, который вздрогнул от неожиданности.
— Погодите, дайте сообразить, — сказал он. — Выходит, во время нашей судьбоносной беседы в киевской гостинице «Днипро» было не два «жучка» — российский и украинский, а три?
— Не думаю, — задумчиво отвечал Дэвид. — Честно говоря, не знаю, каким именно образом оказался у нас этот продукт. Но могу предположить, что запись просто купили. У одной из двух уважаемых спецслужб. Вернее, у отдельных предприимчивых индивидуумов в их рядах. Не забывайте, это была середина девяностых, когда такими вещами торговали направо и налево. Уговаривали: отдадим дешево! Мы настолько были избалованы, что большую часть товара отвергали. Но эту запись взяли. Мне ее передали для анализа с пояснением, что происходит из заслуживающего доверия источника. Не все даже действующие лица сразу были установлены. Про вас я долго не мог понять, кто вы такой. Но потом установил. С Лизой было еще сложнее.
— Не очень-то приятно мне это слушать, — сказал Данилин. События десятилетней давности снова нахлынули на него, и на секунду он ощутил дурноту. Подумал: «Вот она, аллергия…»
— Извините, но разве вы не дали нам индульгенцию? Лиза прямо вас предупредила, что разговор наверняка прослушивается. Так что мы услышали только то, что вы готовы были сказать под запись.
