– Ты выйдешь за него замуж? – вырвалось у меня.
Лаура засмеялась.
– Пока не собираюсь! Нам и так хорошо. Но если предложит, обещаю подумать. Хотя… Я не хочу свадьбы. С большим удовольствием сделала бы так, как вы с Раулем, – произнесла она, мечтательно подперев рукой щеку. – Никаких пышных торжеств с приглашением из всех дальних деревень Испании тетушек и дядюшек, кузенов и кузин, которых я в жизни не видела. Никаких пятиэтажных тортов и поцелуев на публику. Я бы просто сбежала с Давидом на какой-нибудь тропический остров. Купальник и парeо – вместо свадебного платья, венок из цветов – вместо фаты. Вместо скучной церковной церемонии – обряд по местным обычаям. Затем – ужин на двоих в местном ресторане. И ничего больше. Вышла бы замуж за Давида так же тайно, как ты – за моего брата.
Я не сдержала улыбки, вспомнив о нашей с Раулем спонтанной свадьбе.
…Еще полтора года назад я была благополучно замужем, жила в Москве и не представляла, что моя жизнь может сделать такой крутой вираж. У меня было тогда все, что, казалось, нужно для счастья: муж, собственная крыша над головой, любимая работа со свободным графиком (занималась я письменными переводами на дому). Моя жизнь с Костиком, человеком, привыкшим следовать правилам и нормам, напоминала тихую реку, может быть излишне предсказуемую, но потому, как казалось мне, и надежную. Я мирно плыла, увлекаемая спокойным течением, и совершенно не ожидала, что за непредвиденным поворотом скрывается водопад, после падения с высоты которого меня едва не затянет в омут депрессии: измена мужа, сложный развод с угрозами и шантажом со стороны Костика, период сердечной «реабилитации», во время которого я замкнулась в своем одиночестве. Совсем не поклонница рафтинга, я была рада вновь оказаться в тихом озере, пусть оно и грозило со временем превратиться в стоячий пруд. Но хоть мне и казалось, что даже от дождевой лужи теперь буду ожидать подводных течений, так и не успела понять, как и когда меня сбило с ног бурным потоком и поволокло по порогам новой любви…
С Раулем мы расписались в одном из столичных ЗАГСов в начале этого года, когда вместе прилетели в Москву. Моя близкая подруга Арина активно участвовала в предсвадебной суете, взвалив на свои плечи большую часть хлопот, и была рада за нас. Но уже в ЗАГСе, после завершения церемонии, она с опозданием осознала, что теперь я уеду жить в другую страну. Всхлипнув на весь зал, подруга бросилась ко мне на шею и разрыдалась. За Ариной от накативших чувств пустила слезу моя двоюродная сестра Мария, а за ней, конечно, и мама. Жених, считавший, что свадьба – событие радостное, никак не ожидал от дам такой реакции. Поэтому взирал на происходящее с испуганным выражением лица, не понимая, то ли это русская традиция – оплакивать невесту как на похоронах и все идет как надо, то ли невеста уже жалеет о сотворенном, а вместе с нею и близкие, то ли слезы – это просто женская реакция на любые события, как печальные, так и радостные. Он недоуменно переводил взгляд с нас на мужчин – моего отца, мужа Арины Савелия и жениха Марии Николая – в поисках поддержки. Но натыкался на суровые лица воинов с советских открыток и еще больше тушевался. Откуда ему было знать, что эти хмурые, казалось бы, лица на самом деле выражали торжество! На свадебном снимке мы так и вышли: четыре заплаканные барышни в окружении сурово-хмурых, стоящих в одной позе, словно телохранители, русских богатырей, и Рауль – с растерянной донельзя улыбкой…
Мы дождались прихода Давида. Как Лаура и обещала, меня довезли на машине. И хоть я думала, что муж вернется поздно, он уже оказался дома: жарил на кухне стейки и резал овощи для салата.
– Я тебя потерял, – сказал он, откладывая нож и обнимая меня. – Звонил, звонил…
– Да? – удивилась я и, вытащив мобильный, увидела на нем пять пропущенных звонков. Заболталась же я с Лаурой! Хорошо, что подарок Раулю забрала она, иначе бы сюрприза не вышло.
– Сейчас будем ужинать, – сообщил муж, выключая под сковородой огонь. И хоть я уже была сыта, согласилась составить ему компанию. Пока Рауль перемешивал салат и раскладывал по тарелкам стейки, я накрыла на стол. Кот Булка, который уже давно принюхивался к запаху жареного мяса, первым занял один из свободных стульев и теперь с волнением в круглых глазах следил за моими перемещениями из кухни в гостиную, ожидая появления мяса.
– Рауль, Булка ел? – не выдержала я голодного взгляда животины.
– А как же! – раздалось с кухни. – Целую банку паштета умял!
– Булка… – упрекнула я кота.
«Сами консервами питайтесь», – ответил тот обиженным взглядом и переключил внимание на вошедшего в комнату с двумя тарелками в руках хозяина. От нетерпения он даже переступил передними лапами и, вытянув шею, принюхался так красноречиво, что мы с Раулем дружно рассмеялись.
– На уж, – не выдержал муж, отрезая от своего стейка кусок и деля его на несколько маленьких. – Скоро на диету тебя придется сажать. Пойдем, положу в твою миску.
Приглашать дважды Булку не пришлось: издав довольное мяуканье, он проворно спрыгнул со стула и умчался на кухню впереди Рауля. А я опять с грустью вспомнила о своей кошке, которую была вынуждена оставить в Москве Арине: Дуся не ужилась бы с Булкой, а подруга так настойчиво уговаривала меня оставить ей кошку, что пришлось скрепя сердце уступить. Но я безумно скучала по любимице, утешая себя тем, что Арина уже не раз брала к себе Дусю во время моих отъездов.
За ужином мы с Раулем рассказывали друг другу о прошедшем дне. В завершение он сказал, что завтра полдня у него свободно.
– После обеда уеду: последние обсуждения перед съемками клипа. Но утро проведем вместе! И никто у нас это время не отнимет!
* * *
Проклятие! Досада, опасно балансирующая на границе со злостью, выплеснулась желчью ругательств, оставив на языке горький привкус. Гораздо резче, чем бы следовало, мужчина толкнул тяжелую деревянную дверь с трещинами снизу, и звук от удара ее о каменную стену разнесся по всему нутру старого подъезда, вызвав в ответ вопли полусумасшедшей старухи Антонии, проживающей на нижнем этаже, и истеричный лай ее шавки – такой же старой, облезлой и нервной. В другой день он прошел бы мимо, но сегодня не смог подавить раздражение и не удержался от мальчишеской выходки. Зная, что Антония бессменно дежурит у дверного глазка, присел, приблизился на корточках к двери, накидывая капюшон так, чтобы тот скрыл в тени часть лица, и, оскалившись, резко выпрямился, явив в глазок страшную рожу. За дверью послышался испуганный крик и следом за ним визг – видимо, старуха, отпрянув, наступила своей блохастой псине на крысиный хвост. Ну что ж, если соседку от испуга хватит удар – к лучшему. Будет избавление остальным обитателям подъезда от ее стервозного характера, а ей самой – от опостылевшего существования.
Да куда там… Такая еще всех переживет. Не слушая более разносящихся по всему подъезду ругательств, ничуть не заглушаемых дверью, мужчина бегом преодолел первый лестничный пролет, а дальше пошел уже спокойно. Круто закручивающуюся лестницу с разнокалиберными сбитыми ступенями, ведущую, казалось, к самому небу, слабо освещали привинченные к каменным стенам рожки, создающие обманчивое ощущение погружения в старые времена. А тени, разливающиеся по стенам неровными подтеками, казались копотью, оставшейся от свечного пламени. Мужчине даже вдруг почудился запах воска. Мимолетное обманчивое впечатление. В рожки, конечно, были вкручены современные электрические лампочки.
