Я вновь покачал головой. Потому что ничего-ничего не слышал.
– Но ты знаешь. – На его лице, очень бледном и усталом лице тяжелобольного ребенка, живыми и здоровыми оставались только глаза. – Ты знаешь, да?
– Да, – ответил я, думая о ленте Алисы. – Майк, тебе известно, что с ней случилось?
– Кто-то ее убил. – Говорил он очень тихо.
– Не думаю, что она сказала тебе…
Фразу я не закончил. Он уже качал головой.
– Тебе надо поспать.
– Да. Когда проснусь, буду лучше себя чувствовать. Так у меня всегда. – Его глаза закрылись. Медленно открылись вновь. – Колесо было самым лучшим. Подъемка. Я словно летел.
– Да, – согласился я. – Так и было.
На этот раз, опустившись, его веки не поднялись. Я как мог тихо направился к двери. Когда взялся за ручку, услышал:
– Будь осторожен, Дев. Это не белое.
Я оглянулся. Он спал. Я уверен, что спал. Только Майло наблюдал за мной. Я вышел, мягко притворив за собой дверь.
* * *
Энни я нашел на кухне.
– Я варю кофе, но, может, ты хочешь пива? У меня есть «Блу риббон».
– Кофе достаточно.
– И что ты думаешь об этом месте?
Я решил сказать правду.
– Мебель, на мой вкус, старовата, но я никогда не учился на дизайнера интерьеров.
– Я тоже. Даже колледж не закончила.
– Мы с тобой в одной лодке.
– Но ты закончишь. Переживешь разрыв с девушкой, которая бросила тебя, и вернешься к учебе, и закончишь колледж, и широким шагом промаршируешь в блестящее будущее.
– Как ты узнала?..
– О девушке? Во-первых, на тебе рекламные щиты надеты, спереди и сзади, на которых все написано большими буквами. Во-вторых, Майк знает. Он мне говорил. Он стал моим блестящим будущим. Когда-то я собиралась защитить диплом по антропологии. Я собиралась выиграть золотую медаль на Олимпиаде. Я собиралась побывать в загадочных и сказочных местах и стать Маргарет Мид
[28]
моего поколения. Я собиралась писать книги и сделать все, чтобы оправдать любовь моего отца. Ты знаешь, кто он?
– Хозяйка моего пансиона говорит, что он проповедник.
– Именно. Бадди Росс. Человек в белом костюме. Плюс роскошные седые волосы. Выглядит, как постаревший «мужчина от “Глэда”» в рекламных роликах. Своя мегацерковь. Постоянно на радио. Теперь – телевидение. Вне сцены он говнюк, на котором пробу ставить негде. – Она налила две чашки кофе. – Но подобное можно сказать о любом из нас, правда? Я так думаю.
– Похоже, тебе есть о чем жалеть. – Наверное, это прозвучало невежливо, но мы уже могли говорить откровенно. Во всяком случае, я так полагал.
Она принесла чашки и села напротив меня.
– Как поется в песне, действительно есть. Но Майк – удивительный ребенок, и надо отдать отцу должное, он поддерживает нас финансово, так что я могу проводить с Майком все свое время. Мое мнение таково: любовь, подкрепленная чековой книжкой, лучше, чем полное отсутствие любви. Сегодня я приняла решение. Думаю, когда ты надел этот глупый костюм и исполнял не менее глупый танец. Когда я увидела, как смеется Майк.
– Расскажи.
– Я решила дать отцу то, что он хочет. Пригласить его в жизнь моего сына, пока не поздно. Он, конечно, говорил ужасные вещи, заявляя, что Бог наслал на Майка мышечную дистрофию, чтобы покарать меня за мои предполагаемые грехи, но я готова это забыть. Если я жду извинений, то ждать мне придется очень долго… поскольку сердцем папа по-прежнему верит, что так оно и есть.
– Я сожалею.
Она пожала плечами, словно это не имело значения.
– Я ошибалась, не позволяя Майку поехать в «Страну радости», и ошибалась, держась за старые обиды и настаивая на каком-то гребаном зубе за зуб. Мой сын – не товар в лавке. Как думаешь, Дев, в тридцать один год уже поздно взрослеть?
– Спроси, когда я доживу до этих лет.
Она рассмеялась.
– Туше. Извини, я на минутку.
На самом деле прошло почти пять. Я сидел за столом, маленькими глотками пил кофе. Она вошла, держа свитер в правой руке. Живот у нее был загорелый, а светло-синий бюстгальтер по цвету гармонировал с джинсами.
– Майк крепко спит, – сообщила она. – Хочешь подняться со мной наверх, Девин?
* * *
Ее спальня была большой, но пустой, словно за месяцы, проведенные здесь, она так и не распаковала вещи. Энни повернулась ко мне и обвила руками мою шею. Посмотрела на меня широко распахнутыми и очень спокойными глазами. Тень улыбки тронула уголки ее рта, создав маленькие ямочки.
– «Готова спорить, ты способен на большее, если дать тебе хотя бы полшанса». Помнишь мои слова?
– Да.
– Так я выиграю этот спор?
Рот Энни был сладким и влажным. Я ощутил вкус ее дыхания.
Она отстранилась.
– У нас будет только один раз. Ты должен понять.
Я не хотел, но понял.
– Если только это не… ты понимаешь…
Она уже улыбалась по-настоящему, почти смеялась. Я видел не только ямочки, но и зубы.
– Если только это не благодарственный перепихон? Нет, поверь мне. Последний раз, когда у меня был такой мальчик, как ты, я сама была девчонкой. – Она взяла мою правую руку и положила на шелковую чашку, прикрывающую левую грудь. Я почувствовал приглушенные, но сильные удары сердца. – Должно быть, я рассталась не со всеми установками моего папули, потому что ощущаю себя восхитительно порочной.
Мы поцеловались снова. Ее руки спустились к моему ремню и расстегнули пряжку. Расстегиваясь, мягко заскрипела молния, потом ее ладонь скользнула по крепкому стволу под трусами. Я ахнул.
– Дев?
– Что?
– Ты когда-нибудь это делал? Только не смей мне врать.
– Нет.
– Она была идиоткой? Эта твоя девушка?
– Похоже, мы оба были идиотами.
Она улыбнулась, сунула холодную руку мне в трусы, сжала мой член. Эта хватка, вкупе с поглаживанием большим пальцем, показала мне, какими жалкими были потуги Уэнди доставить удовольствие своему бойфренду.
– Так ты девственник.
– Виновен по всем пунктам.
– Хорошо.
* * *
Одним разом дело не ограничилось, и в этом мне повезло, потому что первый раз длился от силы восемь секунд. Может, девять. Я попал внутрь, это мне удалось, но потом все выплеснулось. Возможно, однажды я опозорился еще сильнее – когда пустил голубка, принимая причастие в лагере юных методистов… но скорее всего это не так.
