Клемент Кратц сгорбившись сидел у прилавка и правой рукой бездумно гладил по плечу жену, которая прижалась к мужу и рыдала. На прилавке перед ними лежал труп мальчика. Симону не пришлось долго гадать о причине смерти. Маленькому Антону кто-то аккуратно перерезал горло. Засохшая кровь окрасила багровым его льняную рубашку. Глаза десятилетнего паренька уставились в потолок.
Когда его нашли час назад, он еще хрипел, но через несколько минут душа покинула маленькое тело. Городской врач Бонифаций Фронвизер только и смог, что зафиксировать факт смерти. Когда вошел Симон, все было уже закончено. Отец быстро окинул сына взглядом и сложил инструменты. Затем выразил свои соболезнования родителям и, не произнося больше ни слова, ушел.
Когда Бонифаций покинул дом, Симон с минуту молча сидел у головы мертвеца и рассматривал бледное лицо мальчика. Второе убийство за два дня… Узнал ли Антон своего убийцу?
Наконец, лекарь повернулся к отцу мальчика.
— Где его нашли? — спросил он.
Ответа не последовало. Родителей окутало пеленой горести и печали, куда с большим трудом проникал человеческий голос.
— Прошу прощения, но где вы его нашли? — повторил Симон.
Только теперь Клемент Кратц поднял глаза. Голос его был осипшим после рыданий.
— У порога. Он захотел только сбегать быстренько к друзьям… Когда он не вернулся, мы пошли его искать. Открыли дверь, а он лежал там. В крови…
Мать снова начала всхлипывать. Четверо остальных детей сидели в дальнем углу с расширенными от страха глазами. Самая младшая дочь прижимала к груди грязную куклу из лоскутов.
Симон повернулся к детям.
— Вы знаете, куда собирался ваш брат?
— Он нам не брат, — голос старшего сына Кратца звучал, несмотря на испуг, твердо и упрямо. — Он приемыш.
И вы уж точно не раз ему об этом напоминали… Симон вздохнул.
— Итак, еще раз. Вы знаете, куда собирался Антон?
— Захотел к остальным, — мальчик смотрел ему прямо в глаза.
— К кому «остальным»?
— К другим сиротам, к кому же еще. Они всегда собирались у Речных ворот. Вот он и захотел опять к ним. Я еще в четыре часа видел с ним рыжую Софию. У них прям что-то важное было. Шушукались, как идиоты.
Симону вспомнилась девочка, которую он всего пару часов назад спас от хорошей взбучки. Рыжие волосы, дерзкий взгляд. В двенадцать лет София, похоже, успела нажить себе кучу врагов.
— В самом деле, — вмешался отец. — Они и вправду часто встречались у Штехлин. София и Марта, обе они ведьмовские отродья. Мой сын на их совести! Это они нарисовали ему дьявольский знак, уж точно!
Его жена снова принялась рыдать, так что ему пришлось ее успокаивать.
Симон подошел к трупу и осторожно перевернул его на живот. На правой лопатке действительно был такой же символ, как и у Петера. Хоть уже и не такой отчетливый — кто-то пытался его смыть. Но краска въелась глубоко под кожу, и знак выделялся на плече мальчика.
Симон почувствовал, как сзади подошел Клемент. Он с ненавистью воззрился на знак.
— Это Штехлин сотворила. И София, — прошипел он. — Точно. Сжечь их надо обеих.
Лекарь попытался его успокоить.
— Штехлин в тюрьме, она не могла этого сделать. А София еще совсем ребенок. Неужели вы верите, что ребенок…
— В девочку вселился дьявол! — закричала сзади Агата. Глаза ее покраснели от слез, лицо побледнело и распухло. — Дьявол в Шонгау! И он заберет всех наших детей!
Симон еще раз взглянул на блеклый знак на плече мальчика. Не было сомнений, что кто-то безуспешно пытался его стереть.
— Кто-нибудь из вас пытался его смыть? — спросил он громко.
Отец мальчика перекрестился.
— Мы даже не прикасались к печати дьявола, да поможет нам бог!
Остальные члены семьи тоже качали головами и крестились.
Симон вздохнул. Убеждать здесь было бесполезно. Он попрощался и вышел в темноту. Позади себя юноша услышал, как снова начала рыдать Агата, а старый лавочник принялся бормотать молитвы.
Тихий свист заставил его обернуться. Ищущий взгляд заскользил по переулку. В темном углу к стене прислонилась маленькая фигурка.
Это была София.
Симон огляделся, вошел в тесный переулок и наклонился к девочке.
— В последний раз ты от меня сбежала.
— Я и в этот раз от тебя сбегу, — ответила она. — Но сначала выслушай. Про Антона спрашивал какой-то мужчина, чуть раньше перед тем, как его зарезали.
— Мужчина? Но откуда ты знаешь…
Она пожала плечами, улыбка скользнула по ее лицу. Симон мельком подумал, какой же она станет лет через пять.
— У нас, сирот, по всему городу уши. Это спасает нас от побоев.
— И как он выглядел, тот мужчина?
— Большой. В плаще и шляпе с широкими полями. На шляпе перо. И на лице длинный шрам.
— И все?
— У него была костяная рука.
— Не говори чепухи!
— Он расспрашивал у плотогонов на реке про дом Кратца, а я пряталась за бревнами. Левую руку он все время держал под плащом, но один раз тот слетел. И рука на солнце была белой. Костяная рука.
Симон наклонился еще ближе и обнял девочку за плечи.
— София, я тебе не верю. Лучше всего будет, если мы сейчас вместе пойдем к…
София стала вырываться. Глаза ее от злости наполнились слезами.
— Никто мне не верит. Но это правда! Человек с костяной рукой зарезал Антона. Он хотел встретиться с нами у реки, а теперь мертвый… — голос девочки превратился в плач.
— София, мы обо всем можем…
Девочка вывернулась из хватки Симона и побежала по переулку. Через несколько шагов она уже слилась с темнотой. Симон хотел было броситься за ней, но тут заметил, что с пояса пропал кошелек с монетами, на которые он собирался купить новую одежду.
— Ах ты…
Он взглянул на кучи помоев и фекалий в переулке. Потом решил, что гнаться все равно бессмысленно. Вместо этого он отправился домой, чтобы, наконец, хорошенько выспаться.
5
Четверг, 26 апреля 1659 года от Рождества Христова, 7 утра
Погрузившись в раздумья, Магдалена перешла мост через Лех и побрела по грязной дороге в направлении Пайтинга. В мешке у нее на плечах лежали кое-какие травы и девичий порошок, который она приготовила еще вчера. Прошло уже несколько дней, с тех пор как она обещала занести его старухе Даубенбергер. Старой знахарке было за семьдесят, и она ходила с трудом. Несмотря на это, для Пайтинга и всей округи она еще оставалась деревенской знахаркой, которую везли к себе, если случались тяжелые роды. Катарина Даубенбергер приняла на свет сотни детей. Славу ей принесли ее руки, до сих пор способные вытянуть даже самого упрямого малыша. Она слыла повитухой и целительницей, и священники с врачами смотрели на нее с недоверием. Хотя болезни она определяла неизменно точнее и лечила не в пример лучше. Отец Магдалены частенько ходил к ней за советом. В качестве небольшого одолжения он снабжал ее девичьим порошком. Ведь ему самому могли бы в скором времени понадобиться от нее какие-нибудь травы.
