— Спасибо.
— А ты сейчас где работаешь, чем занимаешься?
— Я слесарем в РЭУ недавно работал, но меня
уволили.
— Как уволили? Почему?
— За пьянство. Послушай, Мишка, ты же мне друг
детства. Будь человеком, дай на бутылку.
— Значит, ты меня узнал! — еще больше
обрадовался Майкл.
— Узнал, несмотря на то что ты такой гусь
лапчатый. Ряженый весь.
— Да ладно тебе. — Майкл слегка отшатнулся.
Видимо, запахом отстойного перегара разило так, что было очень трудно устоять.
— А ты что у нас делаешь?
— Да так, в Россию по делам прилетел. Решил
дом увидеть, вспомнить свою молодость.
— Ностальгия мучает?
— Да не то чтобы ностальгия, но есть маленько.
Я ведь уже американец. Как бы меня в Россию ни тянуло, а жить здесь я уже не
смогу. Мой дом там.
— Ну и как там, в Америке? Как живется в мире
загнивающего капитализма?
— В мире загнивающего капитализма живется
просто прекрасно, только капитализм там не загнивающий, а процветающий.
Мужчина посмотрел на стоявший у дома
серебристый «Мерседес» и с интересом спросил:
— Твоя машина?
— Это мне по работе дали. А дома у меня
несколько машин.
— А как же ты на нескольких ездишь? — В голосе
мужчины послышалась злость.
— Под настроение. Какое настроение, такую
машину из гаража и выгоняю. Вообще-то я сам за рулем не люблю сидеть, у меня
для этих целей водитель есть.
— Хорошо тебе. Значит, буржуем стал.
— Да какой я буржуй. Посмотри на меня. Разве я
на него похож?
— Еще как. Хорошо тебе.
— Да и не так уж мне хорошо. Я просто много
работаю. Кстати, как там Зина?
— Нормально. Что с ней будет-то?
— Не обижаешь?
— Если не выпросит, то не обижаю. Баба должна
знать свое место.
— Это собака должна знать свое место, а
женщина-то при чем?
— Баба она и есть та же самая собака, разве
только что не воет.
— Паша, а хочешь в кафе какое-нибудь заедем?
Посидим, выпьем, за жизнь поговорим. У меня еще есть полчаса.
— Да я как-то не одет, чтобы по кафе ходить.
Послушай, будь другом, дай мне на бутылку по старой дружбе. Если не хочешь по
старой дружбе, то, когда ты в следующий раз из своей Америки приедешь, я тебе
обязательно отдам.
— Да не нужно мне ничего отдавать.
Растерянный Майкл полез в карман, достал из
него бумажник и вытащил пару стодолларовых купюр.
Обезумевший мужчина выхватил предложенные ему
доллары и расплылся в безобразной улыбке, обнажив при этом свои гнилые зубы.
— Столько хватит?
— Хватит. Ты не представляешь, как я тебе
благодарен. Век не забуду. Я тебе в следующий раз обязательно отдам.
— Да не нужно мне ничего отдавать.
В этот момент из дома вышла спившаяся женщина,
от которой за версту несло перегаром. На голове женщины была грязная, поеденная
молью косынка, а ее давно не стиранная одежда вызывала даже не жалость, а
раздражение на то, что такие, как она и ей подобные, позорят наш женский род.
Пашка бросился к женщине и замахал перед ее лицом двумя стодолларовыми
купюрами.
— Зина, Зинка! Смотри, сколько у нас теперь
денег! Теперь можно бухать целый месяц!
— А кто дал тебе такие деньги? — смачно
сплюнула на землю женщина и закашлялась так, будто у нее туберкулез.
— Мишка.
— Какой еще Мишка?
— Да вот, перед тобой стоит. Он раньше в нашем
доме на втором этаже жил.
— Мишка?! — Женщина поправила свою косынку и
подозрительно посмотрела на Майкла. — Это, что ли, который в Америку уехал?
— Точно! С которым ты раньше любовь крутила.
Представь, если бы ты тогда его, а не меня выбрала, то была бы сейчас такой же
буржуйкой, как и он.
— Здравствуй, Зина. — В голосе Майкла
послышалась неподдельная грусть.
— Мишка, ты, что ли? — брезгливо посмотрела на
него женщина. — Ты что сюда прикатил? Посмеяться над нами хочешь? Не терпелось
посмотреть, какими мы стали? А мы такие, какие есть. Мы по американским улицам
не гуляем, на лимузинах не ездим, в дорогих ресторанах не сидим. Пожалеть нас
решил, денег дал. Что-то вроде благотворительности. Так вот жалеть нас не
нужно. Мы нормально живем, и нас все устраивает. Я с Пашкой счастлива и ни о
чем не жалею.
— Зина, не понимаю, почему ты злишься? Я
просто так приехал. Хотелось увидеть свой дом. Я и не знал, что его скоро будут
сносить.
— Будут, — с гордостью ответила Зинаида. — А
нас переселят в новые просторные квартиры, где будет лоджия. Так что жизнь не
прошла даром. Будет и на нашей улице праздник. А ты катись отсюда, буржуй
хренов. Здесь тебя уже никто не ждет. Катись в свою долбаную Америку и жри
черную икру ложками. Только смотри не подавись и не сдохни от обжорства. — На
глазах женщины появились слезы.
— Зина!
— Иди к чертовой матери! Я уже знаешь сколько
лет Зина! Не хрена на меня с такой жалостью смотреть! Может, ты приехал, чтобы
попросить моей руки и увезти меня в Америку?
— Зина, просто вы мои друзья детства, и я
хотел вас увидеть.
— Увидел?
— Увидел.
— Так теперь вали. И не думай, что я о чем-то
жалею. Я с Пашкой счастлива. А тебя я никогда не любила. Неужели ты до сих пор
это не понял? И даже когда ты вены себе резал, я в больницу к тебе не пришла. А
когда ты в Америку уезжал и мне позвонил, я не пришла тебя провожать. И теперь
не думай, что я тебе на шею брошусь. Вон, иди к своей шалаве разодетой, которая
тебя на лавочке ждет. Садись с ней в свой глазастый и катись отсюда!
