Я поняла, что меня никто никуда не отпустит, а
единственная машина, в которую мне позволят сесть, это милицейский «газик» со
стальными решетками на окнах. Как только до меня дошло, что мое сопротивление
бесполезно, я встала как вкопанная, посмотрела вслед отъезжающей реанимации
и.., улыбнулась своей ослепительной широкой улыбкой, не обращая никакого
внимания на то, что по моим глазам текли слезы.
— Да ее не в милицию нужно, а в сумасшедший
дом! Девушка явно больна! Смотрите, она улыбается! Бог мой, после всего, что
она натворила, она еще улыбается!!!
— Правду говорят, бойтесь женщину с вечной
улыбкой! — выкрикнул кто-то из собравшейся толпы. — Вот и не верь после этого в
приметы. Я часто слышал, что вечно улыбающаяся женщина приносит горе. Так и
есть.
А я действительно улыбалась: широко и открыто.
Я улыбалась, потому что реанимационная машина уже отъехала, а вместе с ней
уехал Руслан. Если они его куда-то повезли, значит, еще есть надежда на то, что
он жив… Разве я не могла не улыбаться от одной этой мысли?
Перед тем как сесть в милицейскую машину, я
злобно посмотрела на стражей порядка и заговорила ледяным голосом:
— Если вы думаете, что за меня некому
заступиться, то глубоко ошибаетесь. Я нахожусь под покровительством одного
очень влиятельного человека. Если вы сейчас не дадите сделать мне
один-единственный звонок, то у вас будут большие проблемы.
— И кому ты собралась звонить? — ухмыльнулся
прыщавый милиционер, который, к моему удивлению, так по-хамски перешел со мной
на «ты».
— Я знаю свои права! Я хочу позвонить своему
адвокату!
— Сейчас к нам приедешь, а там уже будут
решать, будешь ты куда звонить или нет.
— Это произвол. Я имею право на звонок!
— Сейчас в изоляторе будешь качать свои права.
— Да пусть позвонит, — заступился за меня
второй милиционер.
— Ну да ладно. Всего один звонок.
Не обращая внимание на наручники, я подумала,
что самое ужасное в этой ситуации, что я не знаю номер мобильного Черепа,
потому что всегда держала с ним связь только через Руслана, и, не придумав
ничего лучшего, набрала телефон Майкла.
Когда на том конце провода сняли трубку, я
почувствовала, как мои щеки стали заливаться слезами. Я уже не могла держать в
себе свои чувства и эмоции и заговорила, всхлипывая после каждого слова:
— Майкл, еще раз привет.
— Привет, — непонимающим голосом поздоровался
Майкл.
— Майкл, обед еще не закончился?
— Нет. А с кем я говорю? — не сразу узнал меня
русский американец.
— Это Ника. У меня очень большие проблемы. Я
не знаю номер Сан Саныча, поэтому мне пришлось вас побеспокоить. Передайте,
пожалуйста, ему трубку.
— Ника, о`кей. Я слышу, что вы плачете.
Успокойтесь. Никакие, даже самые серьезные, проблемы не стоят ваших слез.
Сейчас я передам трубку Сан Санычу. Вы можете рассчитывать на меня. Я
постараюсь вам помочь.
— Спасибо, — только и смогла пробурчать я,
посмотрев с опаской на сотрудников милиции, которые уже вовсю делали мне знаки,
чтобы я закруглялась.
Голос Черепа был совсем не таким радушным, как
голос Майкла, и в нем ясно слышалось раздражение. Видимо, ему не понравилось,
что я так бесцеремонно нарушила их затянувшуюся беседу и пытаюсь навязать свои
проблемы.
— Вероника?!
— Я.
— Мы еще не закончили. В чем, собственно,
дело?
— Руслана убили!
— Что?!
— Сейчас на набережной убили Руслана, правда,
я толком не знаю, может, он еще жив. Его отвезли в Склиф.
— Ты в Склифе?
— Меня увозят в изолятор.
— Тебя в изолятор?! Зачем?!
— Они обвиняют меня в убийстве, но я не
убивала. Экспертиза все покажет. Руслана застрелили совсем из другого оружия. Я
в наручниках.
— Дай трубку тем, кто их на тебя надел.
Я протянула трубку одному из милиционеров и в
очередной раз всхлипнула:
— Вас к телефону.
— Кто?
— Мой адвокат, — не моргнув глазом соврала я.
— Объясните ему, куда вы меня увозите.
Череп пообещал разрешить ситуацию как можно
быстрее, чем дал мне небольшую надежду на то, что все обойдется.
Перед тем как посадить меня в машину,
выехавший на место преступления следователь опросил собравшихся неподалеку
зевак и попытался выяснить, кто из них конкретно видел, как я стреляла в
Руслана. Поначалу послышались все те же знакомые фразы:
— Это она убила! Она! Господин следователь,
это она!!!
Но когда понадобились реальные свидетели,
публика тут же замолчала и начала потихоньку расходиться. Нашлись свидетели
того, что я стреляла по машинам и выпустила целую обойму. Все. Свидетелей,
видевших, как я убивала Руслана, не было. Да и откуда они могли взяться?! Правда,
одна ушлая бабулька, вышедшая погулять со своей собачкой и подошедшая к толпе
зевак позже всех, попыталась красноречиво рассказать, как я безжалостно
расправилась с Русланом.
— Я все видела! Все видела! — кричала она и,
по всей вероятности, получала от этого удовольствие. — Это было страшное
зрелище! Мне было больно на это смотреть! Даже моя Муся жалобно заскулила и
закрыла глаза. Боюсь, что у нее теперь психика нарушена. Она вообще крови
боится. Она у меня очень тонкая натура и очень ранимая. Теперь придется вести к
ветеринару.
— Бабуля врет. — В моих глазах было такое
отчаяние, что следователь немного смутился. — Это не я сумасшедшая, а она.
— Молчи, бесстыжая! У моей Муси даже глаз
дергается! — громко прокричала ушлая бабушка, которая явно пересмотрела
американских боевиков и фильмов ужасов.
— Она врет! — стояла я на своем.
— Я видела, как он хотел жить! Как он просил,
чтобы она его не убивала! Но эта девица достала пистолет и стала злобно
смеяться. Парень встал перед ней на колени и стал молить ее о пощаде, но и это
не помогло. Она стреляла в него и смеялась, пока у нее не закончились патроны.
