«Дорогой дневник, я уже очень долгое время не
могу решиться на побег, потому что чем больше проходит времени, тем все яснее я
понимаю, что это невозможно. Дом огорожен высоким забором, выйти из него можно
только минуя охрану, а Андрей строго-настрого запретил охране выпускать меня за
территорию. Перелезть через забор невозможно. Он слишком высок и напичкан
камерами видеонаблюдения, как грибами. Единственная возможность бежать — это
уплыть в море. Но и этот вариант не самый удачный. На берегу в небольшом домике
тоже сидит охранник, который тщательно следит за каждым моим шагом, когда я гуляю
по берегу. Я попала в ловушку, которую искусно расставил Андрей, и не могу
представить, как мне из нее выбраться. Я напоминаю маленькую беззащитную мышку,
которую сунули в клетку и кинули ей кусочек мяса, для того чтобы она не умерла
с голоду. Иногда, когда Андрей приезжает в хорошем расположении духа, он
вывозит меня в город, водит по магазинам, покупает наряды, кормит в ресторане
прямо с ложечки, как маленького ребенка, а я смотрю на него со слезами на
глазах и в который раз прокручиваю в голове план побега. Зачем мне наряды, если
их просто не перед кем надеть? Зачем мне его поцелуи и ласковые слова, если
завтра у него может случиться плохое настроение и он может вновь меня ударить?
Один раз я хотела сбежать прямо в ресторане, но и эта попытка оказалась
обречена на провал. Я оставила мужа скучать за столиком, а сама отправилась в
туалет, но как только я вышла оттуда с твердым намерением бежать, то сразу
столкнулась с охранником мужа, который следовал за мной по пятам. В любой
поездке в город Андрей не отпускает меня ни на шаг, словно читает мои мысли и
знает о том, что у меня на уме. Он прекрасно улавливает мое внутреннее
состояние и, видя, что я представляю собой сплошной клубок нервов, пригрозил
вообще прекратить хотя бы изредка вывозить меня в город. А еще… Еще он отключил
межгород, для того чтобы я не могла звонить в Москву, а если я убеждала его в
том, что должна это сделать, потому что мама очень волнуется, он давал мне в
руки свой мобильный телефон и тщательно следил за каждым моим словом. Если я говорила
что-то лишнее, что не нравилось ему, он жестоко меня избивал. Эти страшные меры
у него назывались обыкновенной воспитательной работой в семье. Дорогой дневник,
я пишу эти строки и громко плачу. Я больше так не могу! Я просто не хочу жить!
Я стала похожа на истеричку с опухшим лицом и красными от слез глазами. А вчера
я не выдержала и позвонила в милицию. Я громко плакала в трубку и сказала, что
подвергаюсь ежедневному домашнему насилию, что я больше так не могу и прошу
помочь нашу доблестную милицию вернуть меня домой в Москву к моим близким.
Когда я говорила подобные вещи, на том конце провода было вполне понятное
замешательство, потому что имя Андрея, как довольно крупного бизнесмена, на
слуху у всего Сочи. Его считают глубоко порядочным, влиятельным человеком и
любящим мужем. Милиция все же отреагировала на мой звонок и подъехала к дому,
правда, в дом ее не пустила охрана. Поняв, что меня не могут спасти даже люди в
форме, я стала хватать камни на пляже и кидать ими в наш стеклянный дом,
надеясь, что стекла обязательно начнут биться. Но они оказались слишком
прочными и глухими, точно такими же, как и сам Андрей. Я кидала камни до тех
пор, пока не приехал муж, которого срочно вызвал охранник, не сумевший меня
утихомирить и которому я заехала в ухо приличным булыжником. Увидев, что этот
дом никогда не разбить, я стала кидать камни в своего мужа. А затем… Дорогой
дневник, я плохо помню, что было дальше. Андрей все же сумел ко мне подойти,
схватил меня в охапку, отнес в гостиную, сделал какой-то укол, и я провалилась
в черную бездну. Очнулась я только в отделении милиции. Андрей ласково держал
меня за руку, а я, словно в тумане, говорила, что я ужасная дрянь, самым наглым
образом оговорила своего мужа, что в последнее время я стала много выпивать и
совершать неадекватные поступки, что я обязательно исправлюсь и впредь обещаю
не порочить чистую, ничем не запятнанную репутацию своего супруга. В отделении
на меня смотрели сочувствующим взглядом, потому что видели во мне зажравшуюся
жену „нового русского“, мозги которой заплыли жиром и залиты мартини. Когда мы
уехали из отделения и вернулись домой, я, как собачонка, упала на колени, стала
хватать своего мужа за ноги и слезно просить его меня не бить. Я закрыла живот
руками и сказала правду, которую тщательно скрывала: я беременна. Да, я
беременна… Дорогой дневник, извини, что ты узнал об этом после Андрея, я и сама
не была готова к этой беременности и не знала, что мне с ней делать, ведь я
собираюсь расстаться с мужем. Но мои колебания были совсем недолгими, и я
знала, что обязательно буду рожать. Тысячи женщин рожают и растят детей без
мужчин, и я не боюсь примкнуть к такой громадной армии матерей-одиночек и
вырастить своего ребенка сама. Дорогой дневник, знаешь, после того, как Андрей
услышал правду, он не стал меня бить, а лишь пригрозил, что если еще раз
повторится подобное, он изобьет меня до смерти, потому что можно наносить
удары, не касаясь области живота. И все же, несмотря на столь грубую фразу,
известие о беременности подействовало на него положительно. В этот вечер он был
особенно вежлив и заботлив. Мы гуляли по берегу, смеялись и разговаривали… В
моей голове были двоякие мысли. Мне казалось, что эта беременность и роды могут
существенно повлиять на наши с Андреем отношения, что все может измениться в лучшую
сторону и Андрей поймет, что я живой человек, а это значит, что он обязательно
прекратит мое затворничество. А временами мне казалось, что я не имею права
рожать ребенка при таком муже, потому что он уже заранее глубоко несчастен, ему
уготована моя судьба. Отсутствие внешнего мира — и только дом из стекла, Андрей
и я. И даже образование он будет получать дома, и вся жизнь пройдет в этих
стеклянных стенах. В этот вечер Андрей обнимал меня за плечи и постоянно
говорил о том, что он хочет, чтобы родился мальчик, которому он передаст свою
бизнес-империю и которого он научит управлять миром. А я закрывала глаза и
думала о том, что еще не все потеряно. Дорогой дневник, а может быть,
действительно еще не все потеряно?»
ОДНА ИЗ ЗАПИСЕЙ В ДНЕВНИКЕ:
