Когда Дашку дернули на выезд, то сначала она материлась. Про себя. Потом – вслух. А увидев жертву и бабочку в аккуратной рамке, притихла.
Не узнать Александру было сложно.
Убили во сне, потому и выражение лица было таким умиротворенным, да если бы не красное пятно на груди, то можно было бы подумать, что девушка все еще спит. Без щита косметики она выглядела не такой уж молодой, но все еще красивой.
Красивее, чем вечером.
Но Дашку заворожила бабочка.
Невзрачная. Серая. Посаженная на тонкую иглу и упрятанная под стекло. Рамку пристроили на подушку, и вряд ли это сделала сама Александра…
– Все началось лет пять тому…
Неправильно рассказывать о бабочках человеку постороннему, вероятно, связанному с подозреваемым, и уж явно не слишком-то симпатизирующему Дашке.
Вон как ощерился.
Дружка защищает…
И это в общем-то нормально. По-человечески.
– …нет, потом выяснилось, что много-много раньше. Но девчонки молчали. Мало ли что со шлюхой на трассе случится. Передоз. Отравление алкоголем. Ограбление со смертельным… свои же прикопать способны. Или вот клиент дикий попадется. Кому до них дело есть?
Не Славке точно. Кривится, точно даже думать о тех девчонках противно. А они – живые люди. И почему никто этого не желает понимать?
– В общем, пропадали, и черт с ними. Другие появлялись.
– На кого ты злишься? – Славка уперся локтями в стол, а кулаками – в подбородок.
На жизнь, вероятно, которая несправедлива, хотя самой Дашке жаловаться не на что. Но и душу изливать она не собирается.
– Короче, он девок душил. И оставлял на теле бумажную бабочку… вот такую, – она подтолкнула пакет с уликой, которую забрала в нарушение всех правил. – А сдала его Карина. Она на трассе работала.
– Я об этом ничего не знал.
– Конечно. Ей хорошие документы сделали… грамотные. Мне просто повезло прежде встречаться. По тому самому делу.
Удивленно приподнятая бровь.
– Она видела, как Лялька… одна из девушек садится в машину. И номер запомнила, представь, какое совпадение. Водителя описала. Подробно…
Слишком уж подробно для того, кто видел подозреваемого мельком и издали. И почему Дашка раньше не обратила внимания на эту деталь? И на готовность Карины говорить… в обмен на шапку. Злость застила глаза.
Тело не спрятали. Его бросили в переулке.
Бабочка соответствовала другим, найденным в могилах.
Но остальное…
– Мы вызвали его для допроса. А он пришел с записной книжкой. С подробным описанием того, что и как делал. И с пятеркой бабочек. В подарок принес.
Ее передернуло.
– Могилы показал. Понимаешь…
Вряд ли понимает, но смотрит уже иначе, с сочувствием, что ли? Дашке сочувствие не нужно. Она работу делает. И делает ее хорошо! Наверное.
– …он считал, что вычищает город от грязи…
Человек в аккуратном костюме. Он очень спокоен. И речь его отличается неестественной правильностью. Он говорит много. О чистоте, которая залог здоровья, человека ли, целой ли нации. О женском предназначении. Об отвращении, возникающем у любого здравомыслящего человека при виде шлюхи. Сифилис. Гонорея. Туберкулез. Чесотка. Вши. Гепатит… бесконечный перечень заболеваний. И собственная роль, несомненно положительная, в процессе излечения. Однако и его здоровье оказалось подорвано…
– В виновности сомнений не возникло, – Дашка повторила эту фразу дважды, и для себя, и для Славки, который хотя бы перестал пялиться печальными очами. Наглым он нравился ей куда больше. – Но до суда он не дожил. Карцинома. Последняя стадия.
Вот и все, что она хотела рассказать, не считая злости на себя: надо было еще вчера эту Сашку вывести из зала да в клетку, а там допросить хорошенько. Повод? Пьяное хулиганство.
Нет же… исчезновение – это еще не убийство.
Кара сбежала просто.
А девка в ресторане… мало ли что она кричала.
– Это не совпадение? – Славка нарушил молчание первым.
– Не знаю. Убивает другой. Почерк отличается. Тот – душил. Этот – режет. Тот оставлял бумажных бабочек, а этот делает рамки…
– Какая разница?
– Огромная.
Он и в самом деле не понимает. Для человека постороннего смерть – это лишь факт ухода в мир иной, и неважно, каким способом.
– Они врут, придумывая оправдания. На самом деле им нравится убивать. Причем убивать определенным способом. Это как… не знаю… привычка. Ее редко меняют. Им от этого плохо. И если он начал душить, то скорее всего и будет душить. А бабочки останутся бумажными. Но прежний охотник – это он себя так называл – умер.
– Зато появился новый.
Это было очевидно. Мелкие факты, несостыковки, мешавшие Дашке спать спокойно.
Почему в блокноте Охотника не нашлось места для Ляльки?
Не успел?
Он был аккуратистом. Записи вел тщательно, подробно. Все годы работы с вынужденными перерывами на лечение. А тут ни строчки…
…и описание его, от Кары полученное…
…Лялькина оговорка, что скоро она уедет – достаточно уже собрала, чтобы завязать. А денег не нашли…
…новые и отнюдь не дешевые документы Карины…
…и снова бабочки…
– Он умирал, – Дашка готова признавать свои ошибки. – И он хотел, чтобы его труд оценили. Кто-то помог.
Карина и… кто еще?
Сашка его знала. Александра Прохорова. Два привода. Оба – за проституцию. Встречалась ли она с Карой? И если да, то почему не рассказала Лехе про бурное прошлое невесты? Боялась?
Кару?
Или того, кто стоял за ней.
Почему-то Дашке казалось, что искать следует мужчину.
На бал в Ратуше Жанна-Антуанетта собиралась с тяжелым сердцем. Она раз за разом говорила себе, что этот бал не будет отличаться от иных, и прежде ей нравилось окунаться в водоворот веселья, более того, некогда она не мыслила себе жизни без балов и празднеств. А сейчас…
Зеркало отражало ее такой, какой Жанна привыкла себя видеть. Пожалуй, все еще немного бледноватой, но без печати истощенности и усталости, что свойственна людям, которым суждено было сражаться с мучительной болезнью. Она не постарела, как стареют многие, и не утратила ничего от прежней, подаренной красоты. Покинув кокон тела, золотая бабочка расправила крылья.
Отец был бы доволен.
Мать – и вовсе счастлива тем, что предсказание вот-вот исполнится. Сама же Жанна не испытывала ничего, кроме страха. Но разве есть у нее выбор? Болезнь не отступила, она спряталась внутри тела Жанны, выжидая моменты слабости.
