Алина никогда не умела рассказывать о своих проблемах, потому что маме они казались несерьезными, а папа утверждал, что Алина с любой проблемой сама справится. Дашка же бралась помогать, но почему-то всегда становилось только хуже.
– Ясно, – сказал незнакомец, вытирая руки бумажным полотенцем. – Погодите. Как зовут страдальца?
– Сергей.
Он протиснулся в дверь, которая оказалась слишком узкой – размах плеч был до отвращения велик, – и постучал:
– Серега, ты тут?
– Тут, – раздался слабый всхлипывающий голосок.
– Выходи.
– Зачем?
– Жениться.
– Я не хочу…
– А кто хочет? Но ты мужик или нет?
– Мужик, – вздохнул Серега прежалостливо.
– Тогда будь мужиком. Обещал женщине – женись.
Прозвучало так серьезно, что Алина посочувствовала Сереге.
– Любишь ее? – продолжал допытываться сердобольный незнакомец.
– Люблю… она хорошая… добрая… – Серега отвечал, перемежая слова всхлипами.
– Тогда в чем дело?
– Боюсь…
– Не бойся, Серега. Прорвемся.
Что-то упало, громыхнула дверь о косяк, и пред Алиной предстал незнакомец, поддерживавший – скорее даже державший – Серегу. Жених был краснолиц, растрепан, но в целом вид имел товарный.
– Таточка плачет? – поинтересовался он, глядя на Алину снизу вверх.
– Плачет. Но простить готова. Только…
Алина заставила жениха умыться, вытерла лицо салфетками, как смогла. Причесала. Перевязала галстук и даже кое-как разгладила залом на пиджаке. Незнакомец, к счастью, – Алина сомневалась, что сумеет справиться с трепетным Серегой самостоятельно, – наблюдал за суетой.
– А вы, наверное, хороший организатор… – произнес он задумчиво.
– Единственный в городе, – вынуждена была признать Алина. Врать она не любила и не умела, хотя Дашка утверждала, что это неумение – от душевной лени. И если Алина потренируется…
– Тоже преимущество. Визитку оставьте.
Сердце екнуло.
– З-зачем? – У Алины никто никогда не спрашивал визиток, хотя она специально заказала. Красивые. Беленькие. На плотной матовой бумаге с серебряными виньетками.
– Свадьбу организовать, – улыбаясь во все зубы, ответил незнакомец. И сердце заработало в стационарном режиме: смешно было надеяться, что подобная особь еще свободна. Визитку Алина не без труда откопала. В сумочке царил привычный беспорядок: салфетки, бутылка с дистиллированной водой, нашатырь, корвалол, нитроглицерин, бинт, пластырь, ножницы, шарики, соски и ментоловые леденцы – предметы высшей степени необходимости. Ну и визитница, конечно. Дашкин подарок – щегольская темная кожа, позолоченные заклепки…
Для кого оно надо?
– Алина, значит, – незнакомец долго разглядывал визитку. – А я – Леха. Будем знакомы. Куда этого вести?
– Наверх… вы не могли бы… мне еще с регистрацией договориться надо.
Там решилось быстро и относительно недорого. Хотя змееобразная свидетельница, повисшая на новообретенном свидетеле – объявился сам, без посторонней помощи, – не преминула высказаться:
– Они обязаны зарегистрировать.
Дальше свадьба покатилась своим чередом. И нежданный помощник исчез в неизвестном направлении, что было и к лучшему. Алине о жизни думать надо, а не о посторонних блондинах.
О встрече Алина не стала рассказывать ни маме, которой полюбилось слушать о свадебных приключениях, ни Дашке. Почему-то виделось, что обе не одобрят Алинину пассивность. Современная девушка должна быть быстра, сообразительна и нагла, иначе рискует остаться без суженого.
Думал Леха долго. Часа два. Обычно он думал куда быстрее, зная за собой особенность: стоило чуть передержать мысли, как они тут же начинали путаться, и вскорости Леха уже не понимал совершенно, чего ему хочется и как.
Но этот случай – другой.
И решившись, он набрал номер.
Егор ответил после третьего гудка, как обычно. Егорка был отъявленным педантом, хотя сам себе в этом не признавался. Носил костюмы в узкую полоску и полосатые же галстуки. Сигареты держал в портсигаре, а портсигар – во внутреннем кармане пиджака. Его носовой платок был всегда выглажен, а туфли сияли. И ручки, понтоватые, сделанные на заказ в количестве двенадцати штук, лежали каждая на своем месте. Не приведи боже перепутать. Нет, Лехе Егорка возражать не посмеет, но будет хмуриться и ерзать.
– Але, Егорка? Это Леха. Узнал? Ну и молодец, что узнал. Я тебе по одному дельцу звоню… ты ничего там на ближайшие выходные себе не напланировал? Нет? И ладненько. Слушай, короче, извини, что впритык, но вышло уж так. Свадьба у меня.
– Алексей Петрович?
– Я, говорю ж, Леха.
– Нет, Алексей Петрович, я интересуюсь, не шутите ли вы.
– Да какие шутки с женитьбой? Не, я серьезный как никогда.
– Кара нашлась? – вопрос прозвучал крайне осторожно, и чувствовалось, что Егорка не слишком будет рад положительному ответу.
– Неа. Сгинула, падлища этакая… но таки и леший с нею.
– А свадьба?
– А свадьба будет, – Леха поскреб щеку, на которой пробивалась щетина. Вот же проклятие, вроде и волос светлый, тонкий, а чуть не побреешься, так оно и прет, что лебеда на пустыре. Замучился бороться. – Будет свадьба, Егорка …
– В таком случае примите мои искренние поздравления, – а прозвучало ни фига не искренне, напротив, так, что впору раскаяться и передумать.
Ну уж нет…
И Леха, вычеркнув эту фамилию из блокнота, перешел к следующей. Список был невелик.
– Але, Пашка? Это Леха… а ты не один? С кем? Мишка там же? Ну и супер. Короче, такой базар. В субботу свадьба… Как чья? Моя. Да нет, Кара не вернулась, не дергайся. Эта – другая… почти такая же, только лучше.
Леха выдохнул, пытаясь понять, не переборщил ли.
– В общем, жду вас. Тебя и Миху… Сашка? Ну куда ж без этой стервяди. Прихвати, конечно. Только пусть не нажирается и ведет себя прилично. Вот и ладненько… Невеста? А я тебе фотку скину…
Еще два имени. И дописать третье. Спасибо, что напомнили про Сашку. Конечно, она баба и вроде бы как нехорошо подозревать, с другой стороны, Сашка по-бабьи злопамятна, стервуча и силы имеет. А уж Кару она ненавидела люто.
Могла?
Вполне.
А Миха с Пашкой? Ну они просто попали… по случайности. Леха ж не подозревает их всерьез. Или подозревает? Если не эти, то другие, но тоже свои.
Или ошибся тот старичок подслеповатый, который слушать слушал, а будто бы спал. Потом же начал говорить сам, скрипучим болезненным голосом. И Леха все боялся, что старичок перенапряжется и помрет. Профессора – они слабые, наукой иссушенные. А Лехе-то потом отмазывайся, что не специально академика замучил.
