— Черт! Дьявол! — бормотал огорошенный Надод.
— Но все-таки я бодрствовал. Вы спали, проявляя самую непростительную беспечность, а я бодрствовал. Право, господа, вы оба люди преудивительные… Как! Вы убили отца, брата, утопили сестру с детьми — у кого? У железного человека, которого прежде звали Ингольфом Непобедимым, капитаном Вельзевулом, а теперь зовут Фредериком Бьёрном, герцогом Норландским!.. Вы это сделали (не будем спорить о доле участия каждого из нас в этом деле) и могли думать хоть одну минуту, что этот человек не будет всюду следовать за вами, как мстительная тень, что не будет высматривать каждый ваш шаг, не окружит вас тучей шпионов! Вы могли думать, что он не составит какого-нибудь ловкого и смелого плана для того, чтобы жестоко вас покарать!.. Признаться, я никак не могу допустить подобной наивности. Нет, вы, вероятно, говорили себе: «Если этот человек на нас нападет, мы будем защищаться»… Ведь не далее как сегодня вечером три его лазутчика убили тридцать наших в таверне «Висельник»…
— Может ли это быть?! — вскричал Коллингвуд.
— Спросите у Надода, он сам только чудом избежал той же участи.
— Это правда, — сказал Надод. — Тут был богатырь Гуттор, каждым ударом убивавший трех-четырех человек. Но его подвиги кончились навсегда. И он, и его товарищи не нанесут больше вреда никому.
Пеггам расхохотался.
— До чего ты наивен, бедный мой Надод! — произнес он. — Нет, ты положительно выдыхаешься. Я думаю, уж не заменить ли тебя кем-нибудь другим?.. Разочаруйся. Не успел ты выйти из таверны, как три норландца, с гигантом Гуттором во главе, бросились вслед за тобой, кинув несчастного Боба в ту яму, из которой сами убежали. Я достал оттуда Боба еле живого.
— Не может быть! Это совершенно невозможно! — воскликнул Красноглазый. — Я сам видел, как они лежали один на другом, не подавая признаков жизни.
— Тебя провели.
— Невозможно! — твердил Надод, не зная, что и думать. — Я сам рассек пулей щеку богатыря, но он и не пошевелился.
— Это только доказывает, что они очень сильные люди — вот и все, — возразил Пеггам. — Час спустя после этой истории они уже стояли перед отелем милорда, дожидаясь, когда выйдет оттуда Надод с деньгами, чтобы его схватить и утащить на один из своих кораблей. Затем настала бы очередь и милорда Коллингвуда…
— Ну, что до меня касается, то это другое дело, — заявил адмирал. — Посмотрел бы я, как бы это они до меня дотронулись… Кто бы это забрался ко мне в дом?
— Днем, пожалуй, вас бы не тронули, но ночью, во время сна…
— Стало быть, вы полагаете…
— Я не полагаю, я решительно утверждаю, что, не будь меня, вас обоих похитили бы, и не далее, как сегодня же ночью.
Услыхав такое категорическое утверждение, Коллингвуд почувствовал невольный трепет. Он был храбрый человек, но опасность таинственная, негаданная способна устрашить всякого. Молча смотрел он на нотариуса, ожидая, что будет дальше.
VIII
Прозорливость Пеггама. — Опять снеговая сова. — Разоблаченный псевдоним. — Признание Пеггама.
НОТАРИУС БЕССТРАСТНО ПРОДОЛЖАЛ:
— Как только я узнал, какой опасности вы оба подвергаетесь, я уже не мог допустить, чтобы Надод уплыл на «Осе», иначе его бы непременно похитили. Тогда-то я и написал вам наскоро записку, которую вы, милорд, получили с нарочным. Таким образом, я был почти уверен, что Надод не уедет, прежде чем я приду, и это дало мне возможность продолжать свои розыски.
— Неужели вы, только сегодня вечером приехав из Чичестера, успели открыть так много нового?
— Я уже около года живу в Лондоне переодетый и слежу за действиями наших противников. Но это еще не все. Я сообщу вам новость еще интереснее. Результатом моего письма к вам явилась перемена в намерениях наших врагов. Они сказали себе: «Так как в Эксмут-Хауз должен прийти и Пеггам, то мы постараемся убить одним камнем даже не двух зайцев, как говорит пословица, а целых трех».
— Послушайте, Пеггам, — сказал Коллингвуд, — вы нам рассказываете какой-то роман. Откуда могли узнать наши враги о том письме, которое вы мне прислали?
— А между тем они узнали, и я вот именно вас самих хотел спросить, милорд, не предполагаете ли вы, как это могло случиться?
— Я этого положительно не допускаю.
— Пожалуйста, не допускайте, но это факт. Сейчас я вам объясню все… Только вот что, милорд: постарайтесь не вскрикнуть от удивления, а то мне не хочется, чтобы из этой комнаты донеслось эхо нашего разговора.
— Вы, стало быть, подозреваете кого-нибудь из моей прислуги?
— Не совсем так, но в общем вы близки к догадке… Не позовете ли вы сюда Мак-Грегора?
— Уж не на него ли вы думаете? Вот я буду удивлен, если вам удастся доказать его измену!
— Кажется, я вам ничего подобного не говорил. Я только просил вас позвать его сюда, потому что желаю справиться у него об одной вещи. Клянусь вам, что дело очень серьезно. Мы сидим на вулкане, и меня утешает только то, что до сих пор не идет гонец, которого я жду. Если б он пришел, то нам уж некогда было бы разговаривать, а нужно было бы действовать.
Адмирал позвонил в колокольчик, и в библиотеку вошел Мак-Грегор.
— Что делает в настоящее время секретарь его светлости герцога Эксмута?
— А черт его знает, что он делает! — ворчливым тоном отвечал Мак-Грегор. — Весь вечер он ходил взад и вперед по веранде, размахивая руками, бормоча на каком-то непонятном языке и все посматривая на улицу, как будто кого-то ждал… Уж сколько раз говорил я его светлости, что этот молодец мне не нравится и что ему не следует доверять.
— Мак-Грегор, — строго остановил его герцог, — я ведь уже тебе говорил, чтобы ты не смел так непочтительно выражаться о маркизе де Тревьере. Советую тебе этого не забывать… Вы только это желали узнать, Пеггам?
— Только это, милорд.
— Можешь идти, да смотри — хорошенько помни мои приказания.
— Ваша светлость, сердцу нельзя приказать.
— Я не сердцу и приказываю, я требую только, чтобы ты держал за зубами свой язык.
Горец вышел из библиотеки, не скрывая своего неудовольствия.
— Этот Мак-Грегор терпеть не может французов, — заметил Коллингвуд.
Пеггаму был известен весь заговор, составленный розольфцами, и потому он не мог удержаться от смеха, несмотря на серьезность момента.
— Ха-ха-ха!.. — покатился он, откидываясь на спинку кресла. — Так он француз! Так он де Тревьер!.. Xa-xa-xa!.. Вот так история!
— Что вы тут нашли смешного? — холодно спросил адмирал. — Гораздо смешнее ваша неуместная веселость.
— Сейчас я вам объясню, милорд, и тогда вы сами согласитесь, что я далеко не так смешон, как вам кажется, — саркастическим тоном возразил старик. — Скажите, пожалуйста, можно ли у вас с верхнего этажа видеть то, что делается на веранде, но так, чтобы самого наблюдателя при этом не было видно?
