Дальше лодка не могла идти, иначе она угодила бы прямо в водоворот. Для того чтобы третий матрос мог догнать ее, он должен был проделать на рифах какое-нибудь чудо эквилибристики… Это ему, однако, удалось: он лег на живот, до половины свесившись над волнами, и бросил в лодку довольно объемную связку чего-то. Вслед за тем моряки в ней налегли на весла и понеслись прямо к мальстрему, в котором лодка их и исчезла, точно соломинка, брошенная в водопад.
На «Ральфе» раздался единодушный крик ужаса:
— Они погибли! Они погибли!
Но в ответ на этот отчаянный крик с яхты грянуло торжествующее «ура»: лодка показалась вновь позади первой волны и неслась с быстротой молнии. Менее чем в десять минут она сделала тот первый круг, который был уже пройден «Ральфом», и все матросы брига бросились на корму, чтобы поближе взглянуть на нее, когда она мчалась к пиратскому кораблю. Но в это время на яхте выстрелили из пушки, чтобы снова обратить внимание погибающих на поданный сигнал. Увидав на яхте два флага, Ингольф перевел матросам:
— Готовьте швартовы!
В одну минуту десятки рук спустили в море все свободные канаты — и как раз в самую пору: лодка приближалась с головокружительной быстротой. В ней сидели два моряка, подобных каким вряд ли можно было найти во всей Скандинавии, этой родине смелых мореходов. Подлетев к бригу, они схватили спущенные веревки, привязали их к лодке и крикнули:
— Тащи!
Голоса их были так спокойны, как если бы все это происходило в безопаснейшей бухте.
Блоки заскрипели, и лодка, поднятая восемью сильными матросами, разом была втянута на корабль.
Ингольф ожидал увидеть двух грубых моряков, привыкших ко всяким бурям, и велико же было его удивление, когда на палубу проворно взбежали два молодых человека лет по двадцати пяти. Оба были высоки, стройны, с изящными манерами… Прежде чем он успел опомниться, молодые люди окинули глазами весь экипаж и узнали капитана по шведскому мундиру, с которым Ингольф никогда не расставался.
— Надо спешить, капитан, — сказал один из них, — ведь дорога каждая минута. Велите тянуть за эти веревки, они притащат на ваш бриг канат, крепко привязанный к рифам и могущий устоять против всей силы мальстрема.
Они говорили про тот самый канат, который Ингольф принял за рыболовную сеть.
Эти слова разом объяснили Ингольфу всю суть. Обогнув Розольфский мыс, молодые люди нарочно проехали мимо рифов, чтобы принять с яхты связку веревок, и пустились в водоворот, чтобы передать бригу этот якорь спасения.
Рискованная операция удалась лишь благодаря необыкновенному мужеству и самоотверженности молодых моряков, но теперь было не до взаимных любезностей — нужно скорее докончить дело, так как «Ральф» далеко еще не вне опасности.
Ингольф от всего сердца пожал руки своим спасителям и принялся выполнять посоветованный ими маневр.
Шестьдесят матросов «Ральфа» легко притянули на борт канат, укрепленный на Розольфском мысе, и привязали его к шпилю (лебедке с барабаном). Двадцать человек принялись вертеть шпиль, а все со страхом ожидали, окажется ли канат достаточно крепок, чтобы бороться с течением…
Победа! Канат выдержал!.. «Ральф» спасся!..
Бриг постепенно вышел из водоворота. Встав под ветер, он благополучно обогнул рифы и бросил якорь по другую сторону мыса в той небольшой гавани, куда еще прежде того пришла неизвестная яхта.
Весь экипаж брига выстроился на палубе и прокричал по команде троекратное «ура» в честь своих спасителей.
V
Друг Фриц. — Его проделки. — Пункт помешательства мистера Олдхэма. — Сыновья герцога Норландского. — Припадок ярости.
ЛИШЬ ОДИН ЧЕЛОВЕК ИЗ ВСЕГО ЭКИПАЖА не догадывался об опасности, которой подвергался «Ральф». Человек этот был мистер Олдхэм, который, выспавшись сном праведника на своей висячей койке, лишь на короткое время приходил на палубу полюбоваться на пальмовые рощи, будто бы росшие тут на гранитных утесах. Так, по крайней мере, уверил Олдхэма его приятель Эриксон.
— Господа, — сказал Ингольф двум морякам, когда восторг на «Ральфе» несколько поутих, — мы вам обязаны жизнью; знайте же, что восемьдесят храбрых моряков навсегда сохранят об этом воспоминание и с радостью отдадут за вас жизнь, если представится к тому случай.
— Наш подвиг вовсе уж не так велик, капитан, как это покажется с первого взгляда, — отвечал один из незнакомцев. — Мы с братом выросли на здешних берегах и очень часто из любви к искусству вступали в борьбу с мальстремом. Способ, который мы употребили для спасения вашего корабля, удавался нам и раньше, когда мы спасали другие корабли; после этого могли ли мы упустить случай сохранить для нашей родины такое прекрасное военное судно?
Эти слова были для всего экипажа ушатом холодной воды. Даже Ингольф покраснел, несмотря на все свое самообладание, но, впрочем, скоро оправился и, понимая необходимость доиграть до конца навязанную ему собеседником роль, кинул быстрый предостерегающий взгляд на своих матросов, как бы говоря им: «Смотрите у меня, держитесь, как положено!» Затем он смело заявил:
— Будьте уверены, господа, что король узнает о той великой отваге, которую вы проявили.
Едва он произнес эти слова, как оба молодых человека быстро подняли головы, и в их глазах сверкнула молния ненависти.
— Это совершенно лишнее, милостивый государь, — гордо возразил тот моряк, который до этого молчал, — и мы вам будем очень благодарны, если вы ничего подобного не сделаете.
Ингольфа заинтересовала причина подобного нежелания, и, кроме того, какое-то смутное предчувствие зародилось у него в душе.
— Но ведь обязан же я донести по начальству, — заметил было он, — и тогда…
— Вы сейчас сказали, что очень благодарны нам, — быстро перебил его моряк, — в таком случае исполните нашу просьбу, не говорите никому об оказанной вам услуге — и мы будем квиты.
Ингольфу очень хотелось продлить пререкание, но он сдержал себя и с поклоном ответил:
— Хорошо, господа. Вы так много для меня сделали, что я не в силах противиться вашему желанию: оно для меня закон… Тем более что у вас, конечно, есть свои причины… Хотя и непонятные для меня…
Пират ступил на скользкую почву. Молодые люди нахмурились. Ингольф вовремя спохватился и ловко закончил фразу, которая едва не приняла для его спасителей оскорбительный оборот.
— Да, — с особенной силой произнес он, — я совершенно не понимаю, почему вы не хотите доставить мне удовольствие огласить ваш выдающийся подвиг, за который вам, конечно, дали бы большую награду.
— Все наше честолюбие состоит в том, чтобы время от времени оказывать услуги своим ближним, и больше нам никакой награды не нужно… Оставим этот разговор, капитан… Цель наша достигнута — и прекрасно, и не о чем больше толковать… Кстати, позвольте вам задать один вопрос: военные корабли сюда почти никогда не заходят, поэтому у вас, вероятно, какое-нибудь особое поручение? Уж не ищете ли вы дерзкого капитана Вельзевула? Ходит слух, что его недавно видели близ Эльсинора, и очень может быть, что, скрываясь от преследования, он направился… Капитан, что с вами такое? Вы ужасно побледнели…
