— Что, приятель? Видишь ты теперь, что Пеггам еще достаточно силен, чтобы постоять за себя?
Странное дело: лицо Перси не выражало ни малейшего испуга. Глаза его по-прежнему сверкали ненавистью. Он лежал спокойно и нисколько не сопротивлялся Пеггаму.
Нотариус ошибочно понял эту неподвижность врага и самоуверенно продолжал:
— Ну, я вижу теперь, что ты человек рассудительный и понимаешь бесполезность дальнейшей борьбы. Хорошо. Со своей стороны я тоже докажу тебе, что я вовсе не так зол, как ты, вероятно, думаешь.
Старый бандит был так напуган, что у него явилась не свойственная ему склонность к милосердию. Кроме того, у него мелькнула в голове одна новая мысль, побуждавшая его идти с Перси на мировую.
— Ты видишь, — произнес он, — что мне ничего не стоит тебя задушить, как собаку.
До этого времени Пеггам держал Перси за обе руки. Теперь он выпустил его руки, чтобы схватить противника за горло.
Сейчас же ему пришлось раскаяться в этом, но было уже поздно.
Длинными цепкими руками Перси быстро схватил нотариуса за волосы. Пеггам только и успел сделать то же самое со своим противником.
Держа друг друга за волосы, сражающееся перевели дух. Впрочем, можно было с уверенностью сказать, что победа достанется сильнейшему, то есть Перси.
Пеггам это понял, и легкий трепет потряс все его тело. Он даже не мог надеяться на чью-нибудь помощь. На корабле не знали, куда он ушел, и, кроме того, он сам же строго запретил своим подчиненным отлучаться.
— А! — сказал он своему противнику. — Ты со мной поступил предательски. Ты воспользовался моим великодушием. Мне бы следовало остерегаться тебя… Ну, хорошо. Допустим, что ты пока сравнял наши шансы, но знай, что через десять минут сюда явятся мои люди (в этом хитрый старик безбожно лгал), и тогда тебе будет плохо. Выслушай же меня. Я сознаю свою вину перед тобой: я слишком погорячился, но ведь и ты поступил со мной гнусно, выдав меня норландцам. Однако я согласен забыть прошедшее с условием, что и ты оставишь меня в покое и удалишься куда-нибудь жить на полученный тобой капитал. Сделай мне знак головой, что ты согласен, и я сейчас же выпущу тебя, даю тебе в этом слово, и позволю уйти отсюда на все четыре стороны.
Речь старика не произвела желаемого действия. Перси не пошевельнулся, продолжая держать врага под своим злобно горящим взглядом.
— Ты не отвечаешь? — продолжал нотариус, которым все сильнее и сильнее овладевал ужас. — Чего же тебе еще надобно? Мы взаимно виноваты друг перед другом. Я предлагаю примирение на самом справедливом основании… А, понимаю, чего ты еще требуешь! Ты хочешь, чтобы я выплатил тебе обещанные сто тысяч… Но ведь я никогда и не отказывался платить, я только желал удержать тебя на службе еще пять лет… Ах, Перси, если б ты знал, как я любил тебя!
Тон старого крокодила был плаксивый… Перси по-прежнему не шевелился. Тогда Пеггам окончательно потерялся. В глазах у него помутилось, он почувствовал, что погибает.
Холодная неумолимая решимость, которую он читал в глазах своего врага, наполняла его сердце ужасом. Пеггам замолчал, не находя больше слов.
Тогда он почувствовал, что Перси, крепко державший его за волосы, начинает мало-помалу притягивать к себе его голову. Чтобы упереться в землю, Пеггам должен был выпустить волосы Перси. Но даже и новая точка опоры не дала нотариусу никакого преимущества. Перси медленно, но неуклонно тащил его голову к своему лицу.
Вид клерка был ужасен, отвратителен. Его искаженное, обезображенное лицо беззвучно смеялось кровожадным, диким смехом, кривившим его распухший окровавленный рот без языка. Зубы, острые и крепкие, как у волка, сверкали белизной и казались Пеггаму зубами акулы или тигра. Из груди Перси вырывались какие-то шипящие звуки, похожие на змеиный свист. Все это отнимало у Пеггама последние силы…
Негодяй погибал. Еще несколько минут, и он получит жестокое возмездие за все совершенные им бесчисленные злодейства…
Его руки беспомощно опустились. Он отчаянно вскрикнул в смертельной тоске.
Зубы Перси с неистовой жадностью вонзились в трепещущую плоть врага.
А вдали, на берегу Темзы, какой-то запоздавший прохожий пел веселую балладу Винланда. Это составляло невообразимо резкий контраст с тем, что происходило в доме чичестерского нотариуса.
XX
План атамана «Грабителей». — Разрушение Розольфского замка. — Исчезновение Пеггама. — Кровь в таинственном доме. — Два цыгана. — Танец друга Фрица.
ВСЮ НОЧЬ АДМИРАЛ КОЛЛИНГВУД, пожираемый нетерпением, ходил по палубе готового к отплытию корабля. С ним был Красноглазый, который тоже никак не мог понять, отчего это Пеггам так долго не приходит. Когда адмирал узнал, что его едва не похитили, он понял, что герцогу Норландскому известно его преступление и что герцог никогда ему не простит. Вследствие этого он охотно согласился помочь «Грабителям», чтоб раз и навсегда отделаться от опасного врага.
На лучших кораблях, принадлежавших преступному товариществу, собрали самых сильных и надежных бандитов и решили плыть как можно скорее в Розольфсе, чтобы прибыть туда раньше герцога Норландского. Замок охраняла всего лишь ничтожная горсть воинов с молодым Эриком во главе. Взяв замок, бандиты рассчитывали устроить засаду и таким образом поймать герцога и его брата Эдмунда.
Имея в виду покончить со своими вечными опасениями, адмирал-преступник отбросил всякую щепетильность и окончательно вступил в товарищество «Грабителей», приняв непосредственное участие в пиратской экспедиции. С этой целью он выхлопотал себе продолжительный отпуск, сказав, будто едет путешествовать.
Взошло солнце, настало утро, а между тем о Пеггаме не было ни слуху, ни духу.
Надод и адмирал начали серьезно беспокоиться.
— Должно быть, старая лисица попалась в капкан, — сказал Красноглазый. — По крайней мере, я только этим и могу объяснить его отсутствие: ведь он же знает, что нужно спешить.
— Надобно пойти искать его, — отвечал Коллингвуд. — Я не могу долее оставаться в такой томительной неизвестности. У норландцев слуги превосходные; чего доброго, они узнают о нашем намерении и выйдут в море, чтобы поспеть в Розольфсе раньше нас.
Надод отправил отряд в двадцать человек на поиски Пеггама, а потом сам с Коллингвудом пошел в Блэкфрейрс.
Сойдя с корабля, который назывался «Север», они вышли на берег пониже Ламбета и, будучи слишком озабочены, даже и не заметили толпы матросов и праздношатающихся, собравшейся около двух человек, заставлявших танцевать огромного белого медведя. Не заметили они и того, как один из вожаков медведя отделился от своего товарища сделав ему знак и пустился следом за ними.
Дойдя до дома Пеггама, они с удивлением увидали, что дверь отперта.
— По-моему, это нехороший признак, — объявил Надод.
— Войдем сперва и посмотрим, — предложил Коллингвуд, входя в дом.
