— Мне нужен корабль во что бы то ни стало, — писал он Грундвигу, — достань мне его хотя бы за десять миллионов.
II
Смелость фирмы «Сэмюэл Бартон и К°». — Благополучный спуск «Дяди Магнуса». — Таинственный голос.
ВЕЛИКИЙ ДЕНЬ НАКОНЕЦ НАСТАЛ. Взошло солнце и осветило «Дядю Магнуса», третий корабль, носивший это имя, гордо стоявший верфи и оснащенный, вопреки обычаю, всеми мачтами, парусами, аппаратами и даже пожарными инструментами.
Из бахвальства, а может быть, и из желания показать неведомому врагу, что его не боятся, Бартоны решились спустить корабль на воду совершенно готовым, так чтобы после спуска к его оснастке не пришлось прибавлять ни одной веревочки. Вся оснастка окончена была еще на верфи. К чести фирмы «Сэмюэл Бартон и К°» можно сказать, что хотя она и взяла за постройку тройную цену, зато корабль получился такой, что уже ничего не оставалось желать лучшего в отношении и его прочности, и изящества, и даже комфортабельности внутренней обстановки. «Дядя Магнус» представлял последнее слово тогдашнего кораблестроительного искусства.
Но что было всего удивительнее, так это то, что фирма, несмотря на несчастный пример Прескотта и Бернсов, не приняла никаких исключительных мер для охраны верфи ни во время постройки корабля, ни после его окончания. Впрочем, перед спуском принята была одна особая предосторожность, значительно снижавшая его трудность. Главный инженер, заведовавший работами, незадолго перед тем придумал некоторое приспособление для спуска на воду больших кораблей. Это приспособление впервые должно было применяться на «Дяде Магнусе» в Глазго, и опыту суждена была удача свыше всякого ожидания.
Бартоны захотели устроить по поводу спуска блестящее празднество.
Лорду-мэру, всем олдерменам, всем начальствующим лицам и именитым обывателям разосланы были приглашения присутствовать при спуске и затем пожаловать на парадный банкет. В благополучном исходе операции Бартоны, очевидно, не сомневались, но их уверенности не разделял в Глазго решительно никто.
Две последовательные неудачи, постигшие самые лучшие фирмы в Глазго, после тщательного исследования их причин объяснялись преступным умыслом. Это произвело в обществе огромную сенсацию. А так как виновные не были найдены, то по всему городу носилась масса разнообразных слухов. Известно было, что Прескотт и Бернсы отклонили от себя вторичный заказ и что сами Бартоны, сначала тоже отказавшись, наконец согласились лишь при условии тройной цены за корабль с уплатой вперед. Об истинных причинах, заставивших Сэмюэла Бартона изменить свое решение, не догадывался никто.
Все пребывали в полном убеждении, что таинственная дуэль между заказчиками и их невидимыми врагами еще не кончилась и что, наверное, последует еще и третья катастрофа.
Берега Клайда на необозримое пространство покрылись громадной толпой, среди которой происходил оживленный обмен мнений. Составлялись пари за и против успеха. Откуда-то даже появились случайные букмекеры, записывавшие ставки, как на скачках. Большинство ставок оказалось против.
Особенно азартные пари заключались около самой верфи, где неподвижно возвышался «Дядя Магнус», готовый к спуску.
Неподалеку стояло ландо, а в нем сидел мулат, лицо которого с грубыми, неприятными чертами было почти сплошь закрыто густой черной бородой. Благодаря своему огромному росту и тому, что он сидел в высоком экипаже, мулат значительно возвышался над толпой.
Вдруг он вскричал:
— Сто соверенов за успех!
Эти слова заставили всех обернуться на него. Грундвиг, прохаживавшийся неподалеку в оживленной беседе с главным инженером, невольно вздрогнул и обернулся. Внимательно поглядев на мулата, он как бы успокоился и прошептал:
— Слава Богу! Это не он.
— Что с вами? — спросил Грундвига собеседник. — Как вы побледнели!
— Нет, ничего, это я так, — отвечал Грундвиг. И прибавил про себя: «Мне послышалось, как будто говорит умерший».
Пробило одиннадцать часов.
Минута наступила.
В толпе поднялось чрезвычайное волнение. Отдельные разговоры прекратились, пари закончились. Каждый желал не пропустить ни одной подробности грядущего события.
Ведающий оснасткой отдавал последние распоряжения. Руководство окончательными маневрами переходило к нему. Он следил за постройкой корабля от киля до верхушки мачт и, вручив его заказчику, должен был покинуть его последний.
В парадном костюме, то есть в треуголке, вышитом золотом кафтане и ботфортах, этот почтенный человек волновался не меньше других и постоянно подбегал с вопросами к главному инженеру, который, улыбаясь, советовал ему успокоиться.
Но вот инженер сделал ему знак, означавший: «Последние подпорки сняты. Можете двигаться».
Послышался протяжный звук трубы.
Толпа замолкла, как бы замерла. Сто тысяч сердец тревожно забились…
Затем раздался звучный голос ведающего оснасткой:
— Смирно!.. Готовься!..
Двадцать четыре топора поднялись, как один. Головы обнажились. Затаив дыхание, толпа не сводила глаз с колоссального корабля.
Что-то будет?
Неужели таинственные враги, два раза уже помешавшие спуску, испортят все дело и в третий раз?
Большинство думало, что испортят. Многие опасались взрыва и отодвинулись от корабля подальше. Только мулат, голос которого так напутал Грундвига, спокойно остался в своем ландо. Он стоял, скрестив руки и как бы изображая статую презрения.
Ведающий оснасткой продолжал громко, отчетливо командовать:
— Канаты прочь!
Толпа вздрогнула и сдержанно охнула.
Сквозь толпу протеснились шестьдесят матросов с офицерами и молча встали полукругом около корабля.
Двадцать четыре топора опустились, как один, с механической точностью.
Канаты порвались…
«Дядя Магнус», словно по волшебству, без шума, без толчка опустился на воду. Вода под его давлением всколыхнулась вверх высокими волнами.
Успех был несомненный. Матросы гаркнули восторженно «ура!» Крик подхватила стотысячная толпа, приветствуя самый громадный корабль, когда-либо построенный в Глазго.
Бартонов приветствовали и поздравляли все, даже их конкуренты. Тут уж не было места зависти. Каждый житель Глазго считал, что успех местной фирмы делает честь всему городу.
В эту минуту Грундвиг, стоявший на носу корабля, увидал отряд матросов, приближавшийся под командой герцога Норландского и его брата Эдмунда, чтобы вступить во владение «Дядей Магнусом». Одним прыжком верный слуга подбежал к своему господину и, целуя руку, протянутую ему герцогом, радостно вскричал:
