Ропот гнева пробежал по рядам английских солдат.
— Ты говоришь правду? — спросил старый сержант, обращаясь к тхугу.
Эдуард Кемпбелл закусил губы, заметив, какую ошибку он сделал, вмешавшись в разговор. Смерть Уотсона давала все преимущества Кишнайе, но и поручик в свою очередь нарушил правила дисциплины своим вмешательством в дело, которое его не касалось. Чтобы положить конец этой сцене, которая угрожала принять весьма неприятный оборот, Кемпбелл крикнул:
— Молчать! Берите пленников и вперед… Марш!
— Ты не прикажешь вставить кляп этим людям, сахиб? — спросил Кишнайя.
— Я исполняю лишь то, что мне сказано, и ничего больше, — отвечал офицер, бросив на тхуга презрительный взгляд.
— Не думаю, чтобы вице-король позволил арестованным шуметь, когда запретил это твоим людям. И если хочешь, сахиб, я скажу тебе желание твоего начальника; мне известно, по крайней мере, что у него есть весьма важные причины, чтобы аресты такого рода держались втайне.
Молодой офицер колебался… Он боялся порицания вице-короля, но, с другой стороны, как честный воин, чувствовал отвращение к приемам, применяемым к каторжникам.
— Мы будем счастливы, сахиб, — вмешался в разговор брахматма, — если нам удастся примирить твое чувство долга с чувствами благородного человека; а потому даем тебе слово сдерживать себя во время перехода по городу. Даю слово и за своих товарищей.
— Верю твоему слову, — отвечал Эдуард Кемпбелл, довольный счастливым окончанием инцидента.
И он стал во главе своих солдат, чтобы избежать соприкосновения с душителем.
Возвращение во дворец Семи Этажей совершилось без всяких затруднений, и ни один из жителей Биджапура не подозревал, какой удар нанес им вице-король. Пленников поместили в одной из комнат, предназначенных для шотландцев, где они должны были ждать решения своей участи. Убийство полковника Уотсона придавало всему этому делу исключительную важность, и сэр Джон хотел созвать совещание, чтобы решить, какие меры следует принять в этом случае.
Мнение Кишнайи взяло верх над остальными, и решено было скрыть это событие от туземцев, чтобы облегчить успех экспедиции для поимки Нана-Сахиба; предполагали, что экспедиция удастся, если никто не предупредит принца об аресте брахматмы и его верных товарищей.
До сих пор принца, несмотря на отсутствие его верного защитника Сердара, всегда уведомляли обо всех опасностях, которые угрожали обществу Духов Вод. Если же он ничего не будет знать о случившемся, то Кишнайя и его приверженцы будут занимать свое прежнее место и играть перед жемедарами роль Комитета Трех и Совета Семи, распространив слух, что брахматма послан ими с тайным поручением. Общество таким образом будет продолжать действовать, как будто бы ничего не случилось, и маленький отряд людей под видом посольства, отправленного Старшим-Из-Трех и брахматмой к Нана-Сахибу, проберется в пещеры Нухурмура, где скрывается принц, которого и арестует вместе с его защитниками. Решено было, что Кишнайя в этот же вечер отправится туда вместе с несколькими членами своей касты — настоящими висельниками, которые ни перед чем не отступали и давно уже были известны ему своей смелостью.
Суд над убийцами Уотсона и торжественное уничтожение общества Духов Вод были отложены до поимки Нана-Сахиба. Долгая борьба вождя восстания против английских властей приходила к концу, ибо ничто не предвещало неудачи столь искусно задуманного плана.
Английские солдаты получили строгое приказание хранить втайне события ночи; решено было даже не допускать их до общения с туземцами. Но что делать с пленниками? В городе не было тюрьмы, настолько хорошо охраняемой, чтобы сообщение с ними извне было невозможно.
Сэр Лоуренс думал в течение нескольких минут, как уладить это затруднение, и Кишнайя, глядя на него, вдруг злобно улыбнулся: он вспомнил о Колодце Молчания.
— Доверь мне твоих пленников, — сказал он вице-королю, — я верну тебе их по возвращении из экспедиции. Клянусь тебе, что во время моего отсутствия они не в состоянии будут никому дать знать о своем положении.
— Ты своей головой отвечаешь мне за них, — сказал сэр Лоуренс. — Подумай о том, каким посмешищем я сделаюсь, когда после своего донесения Сент-Джеймскому кабинету об открытии и аресте убийц Уотсона я вынужден буду признаться, что мы не сумели их удержать под стражей.
— Головой ручаюсь за них! — воскликнул тхуг. — Место, предназначенное мною для них, никогда не отдавало тех, кого доверяли ему.
В тот же день под покровом ночи Кишнайя и его приверженцы отвели брахматму вместе с товарищами в подвал, известный под мрачным названием Колодца Молчания.
Вторую плиту заделали цементом и замазали известкой.
— Это их надгробная плита, — сказал тхуг, — одни только мертвые не мстят за себя.
Потом он прибавил со смехом, который казался еще более ужасным, разносясь эхом под этими мрачными сводами:
— Я ведь не обещал вернуть их живыми!.. А теперь идем, — сказал он своим спутникам. — Через пять дней Нана-Сахиб будет в нашей власти.
Кишнайя старался произнести эти слова погромче, чтобы их слышали в подвале.
— Через пять дней! — пробормотал брахматма на языке, неизвестном другим пленникам. — Через пять дней тебя повесят, и на этот раз по-настоящему.
VII
Странное сходство. — Кто этот человек? — Спасенные брахматмой. — Необходимый отдых. — Трогательное признание.
ЗВУК ГОЛОСА АРДЖУНЫ, ГОВОРИВШЕГО на иностранном языке, глубоко взволновал Анандраена; уже второй раз он встречался с брахматмой и второй раз отмечал странное сходство с кем-то, ему знакомым, — сходство, которое сильно взволновало его… Но как и тогда, на собрании жемедаров, так и теперь он отогнал от себя эти мысли, осаждавшие его, тем более, что среди этого многочисленного собрания он не нашел никого, кто мог бы помочь ему проверить себя. Общество за два или три года до восстания, не желая обращать на себя внимание англичан, избегало назначать общие собрания, которые происходили обычно каждый год; а потому никто из приглашенных не знал брахматму настолько, чтобы сообщить Анандраену сведения на этот счет… И вот здесь, в темном подвале, где зрение не могло играть никакой роли, слух подтвердил то же впечатление… Затем этот иностранный язык, звуки которого тождественны были с теми, которые он слышал так часто… И мысли начальника поста Велура полетели на крыльях фантазии…
Когда шум шагов душителей замер в отдалении, брахматма обратился к своим товарищам:
— Братья, — сказал он, — вы, вероятно, спрашиваете, куда этот негодяй, продавший себя англичанам, запер нас? Вы слушали, не издав ни единой жалобы, как замазывали над нашей головой плиту, которую Кишнайя назвал нашим надгробным памятником, — и мольбы наши не порадовали сердце этого чудовища в образе человеческом!.. Вы мужественны и сильны — и я был прав, когда выбрал вас, чтобы спасти общество Духов Вод и отомстить за Индию… А между тем вы думаете, вероятно, что жизнь ваша, которую заранее принесли в жертву, уже кончена? Да, человеческие останки, которые вы попираете ногами, говорят вам, что мы находимся в подвале дворца Омра, куда прежние раджи бросали жертв своей мести. Мертвецы, предшествовавшие нам, указывают, какая участь ждет и вас. Скажите, кто из вас согласился бы сохранить свою жизнь, изменив и древнему обществу, которое всегда защищало слабого от сильного, и изгнанному принцу, который там, в неведомом уголке Малабарского берега, хранить знамя независимости? Есть ли между вами хоть один, который согласился бы отказаться от того и другого, чтобы вернуть себе свободу и выйти из этой могилы?
