— Мы с ним немного родственники, — говорил он во время обеда.
— Я не знаю португальского языка, — сказала леди Браун, занимая свое место.
— И я также, — отвечал легкомысленный Барбассон, но к счастью на провансальском наречии.
— Но если вы говорите по-французски…
— Немножко говорю, — отвечал Барбассон, улыбаясь, — прошу только извинить мои pataques, прекрасная дама.
Англичанка улыбнулась и слегка покраснела. «Это, надо полагать, португальское выражение», — подумала она.
— Очень рада, это дает нам возможность немного поболтать, — продолжала она.
— Да! Да! — отвечал Барбассон. — Мы можем маленько покалякать.
И в таком роде прошел весь обед.
— Он не так плохо говорит по-французски, — шепотом сказала леди Браун своему мужу, — только примешивает много португальских слов.
Постепенно «герцог» дошел до непозволительного состояния; он пил все время крепкие вина, и притом полными стаканами, говоря своей соседке:
— Не дурно оно, ваше винцо… кто вам его поставляет?
По мере опустошения бутылок разговор Барбассона становился все более и более пикантным. Пробуя стакан кейптаунского, он конфиденциально заявил своей соседке:
— Ну, этого голубенького не выхлещешь шесть бутылок подряд… Здоровую затычку забьешь себе им в голову.
На этот раз англичанка подумала, что он говорит по-португальски.
Желая показаться еще более интересным и припомнив фокусы, которыми щеголяют приказчики, сидя за обедом, он клал бисквит на нос и затем легким щелчком отправлял его в стакан, или, положив его на стакан, тем же манером отправлял себе в рот. Затем он жонглировал предметами, которые попадались ему под руку, — ножами, вилками, бутылками, тарелками, — к великому удивлению всех присутствовавших, громко выражавших свой восторг:
— Very nice, indeed! (Право, это очень мило!).
Пример его заразил мало-помалу всех, и каждый в свою очередь пробовал проделать то же самое, но, конечно, безрезультатно, а так как англичане всегда преклоняются перед чьим-либо превосходством, то благородный герцог имел поразительный успех. Ободренный единодушными аплодисментами, Барбассон вдруг встал, схватил стул и, поставив его одной ножкой на нос, обошел таким образом вокруг стола, рискуя убить кого-нибудь из гостей в случае нарушения равновесия.
Англичане приветствовали этот фокус восторженными криками «браво» и «ура», разными тостами; но что творилось, когда, после подражания крикам животных, он, чтобы закончить свой сеанс, принялся ходить на руках! Крики дошли до полного неистовства, все принялись поздравлять его, и каждый пожелал выпить бокал шампанского за его здоровье. Барбассон со всеми чокался, отвечал на все тосты и говорил:
— Да! Да! Вы хотите споить меня, но это вам не удастся! — и он пил, как бездонная бочка, и это совсем не было заметно.
Степенные люди говорили:
— Удивительно оригинальны эти португальские обычаи.
Молодые люди устраивали ему овации, а губернатор говорил с восторгом, что никогда еще у него не было так весело.
Вот вам прямое доказательство того, что этикет — вещь условная, выдуманная людьми для того, чтобы наскучить друг другу.
Одна знатная старуха-англичанка сказала нашему провансальцу:
— Мосью Барбассонто, неужели у вас все герцоги и пэры такие же веселые, как вы?
Барбассон отвечал:
— Все, прекрасная дама, и король первый подает нам пример.
Все пришли к заключению, что придворная жизнь португальского короля самая оригинальная и самая веселая в мире.
Но наибольшей популярности достиг Барбассон во время бала, когда успех его превратился в настоящий триумф. Вместо чопорного танца, состоящего из церемонных прохаживаний взад и вперед, как это было принято в то время в официальных салонах, наш провансалец познакомил англо-сингальцев со всеми красотами хореографического искусства самого сомнительного свойства и, по его собственному выражению, «задал им такого танца, что самому Шикару не угнаться за ним». Это был вечер, о котором долго помнили на Цейлоне; англичане до сих пор еще говорят о знаменитом португальском герцоге, а в семьях высшего общества, когда подается десерт, все джентльмены и леди забавляются тем, что поддерживают в равновесии бисквиты на носу, и многими другими фокусами, которым их научил лузитанский вельможа… Вот что значит сила традиции!
Развеселив таким образом все общество, Барбассон и не подозревал, какую большую услугу оказал он делу Сердара. Для успеха последнего необходимо было, чтобы друзья его могли, не внушая никому подозрения, пробраться во дворец сэра Уильяма; это было отнюдь не просто, ибо после своей дуэли с Фредериком де Монмореном губернатор удвоил число караулов, отдав приказ, чтобы часовые без колебаний стреляли беспощадно во всякого, кто попытается пробраться во дворец или его службы. Вот почему, когда в полночь, в самый разгар бала, губернатору доложили, что три индуса-фокусника просят разрешения показать ему двух пантер, специально выдрессированных ко дню рождения его превосходительства, эти фокусники были поражены количеством военных караулов, мимо которых их вели во дворец.
— Милорд герцог, — сказала леди Браун, обращаясь к Барбассону, — вы познакомили нас с любопытными обычаями Португалии, позвольте же и нам в свою очередь показать вам зрелище, которое нечасто встречается в вашей стране.
— Какое зрелище, прекрасная дама? — спросил провансалец, который называл так всех дам и тем приобрел репутацию обворожительного мужчины.
— Мы покажем вам хищников, дрессированных туземцами.
Барбассон вздрогнул, услышав эти слова, указывавшие на приход его друзей во дворец. До сих пор он только забавлялся от души, как и в те времена, когда, будучи матросом флота, выходил на берег, чтобы проесть и пропить все свое жалование, но теперь на сцену выступало настоящее действие, когда после поднятия занавеса должна была начаться драма, в которой он сам собирался участвовать по прошествии нескольких часов.
Одного этого напоминания было достаточно, чтобы из головы его испарились все винные пары, которыми он так злоупотреблял, и вернулось его обычное хладнокровие.
III
Фокусники. — Танец хищников. — Барбассон-дипломат. — Покупка пантер. — Блестящая мысль. — Ночь празднества во дворце Канди. — Похищение губернатора. — Отъезд из Цейлона.
ИЗВЕСТИЕ О НОВОМ ЗРЕЛИЩЕ, УСТРОЕННОМ, по словам губернатора, в честь его гостя, благородного герцога, заставило всех перейти в одну часть зала, тогда как в другой его части слуги разостлали циновки для предстоящих упражнений.
Когда в зал вошли три туземца в сопровождении двух пантер, которые покорно, как собаки, следовали за ними, Барбассон сразу узнал Нариндру и Раму, переодетых фокусниками, зато он раза два-три присматривался, прежде чем узнал третье лицо, — так искусно загримировался Сердар. Не было никакой возможности принять за европейца человека с бронзовым цветом лица и заплетенными в косы волосами, уложенными на макушке, как это делают обычно фокусники. Чтобы убедиться в этом тождестве, провансальцу пришлось напомнить себе, что никто кроме Сердара не мог быть с маратхом и заклинателем.
