А пока он размышлял, время быстро неслось вперед… Барбассон начинал терять терпение, а Сердар не смел сообщить друзьям своих мыслей… Он знал, что они ответят ему: твой отец умер от отчаяния, твоя мать с горя последовала за ним в могилу. Наконец, твоя сестра Диана, которая скоро должна приехать…
— Полно! — сказал Барбассон, вернувшись еще раз после своей рекогносцировки, — будете вы действовать сегодня или же хотите дождаться восхода солнца, чтобы нас легче было схватить еще до прибытия в Пуант-де-Галль?.. Сердар, если вы опять ломаете себе голову над какой-нибудь сентиментальностью, то я сейчас же отправляюсь спать и остаюсь по-прежнему Васко Барбассонто… разбирайтесь там сами как хотите.
— Полно колебаться, — в свою очередь шепнул Сердару Рама, — подумайте о вашей сестре, племянниках, о нас, наконец, которых вы затащили сюда.
Отступать было поздно. Сердар сделал над собой последнее усилие и отогнал осаждавшие его мысли. Затем, чтобы отрезать себе все пути к отступлению, он сказал друзьям:
— Вперед!
— Давно пора, — отвечал провансалец. — Следуйте за мной! У меня с собой кляп, веревки, платок и… тысяча чертей! Никаких колебаний.
Все четверо медленно, скользя по веранде, как тени, двинулись вперед и с этой минуты не произносили ни единого слова. Роли были распределены между всеми: Рама и Сердар должны были схватить губернатора за руки, Нариндре, как человеку обладающему геркулесовской силой, достались ноги, а Барбассон должен был заложить кляп в рот и обвязать голову платком, чтобы губернатор не мог видеть своих похитителей.
Все живущие в Индии имеют обыкновение, ложась в постель, надевать короткие до колен панталоны из легкого сырцового шелка и курточку из такого же материала, так как комнаты в домах, открыты для всех сквозняков.
Заговорщики скоро добрались до гостиной, которую они прошли, стараясь по возможности не производить никакого шума. Барбассон приподнял портьеру и сделал друзьям знак, что губернатор здесь. Все четверо остановились; при свете ночника — веррин — они увидели, что лица их бледны, как у алебастровых статуй. Барбассон заглянул в комнату.
— Он спит! — сказал он еле слышным шепотом.
Отступать было поздно, надо было действовать быстро… сэр Уильям мог проснуться каждую минуту и нажать электрическую кнопку, находившуюся у него под рукой. Они вошли… восемь рук опустились сразу на несчастного; он не успел еще проснуться, как во рту у него был кляп, а на голове платок, и вслед за этим руки и ноги его были так крепко связаны веревками, что он не в состоянии был шевельнуть ими. Нариндра в одно мгновение подхватил сэра Уильяма на руки и как перышко вынес его на веранду, где его уложили в клетку для пантер, снабженную матрацем.
— Возьмите его одежду, чтобы он мог одеться завтра, — скомандовал Барбассон Раме в тот момент, когда Нариндра уносил свою ношу… С той минуты, когда сэр Уильям был связан, Сердар не притронулся к нему.
Едва слышное «гм!» предупредило матросов, спавших в саду, что пора отправляться. Четыре малабарца вскочили все сразу и мгновенно исчезли из виду. Приближался момент, требовавший наибольшего хладнокровия, чтобы на виду у всех уйти спокойно, не внушив никому ни малейшего подозрения.
— Я беру все на себя, — сказал торжествующий Барбассон.
Клетку несли на палках, прикрепленных с двух сторон; Рама и Нариндра подняли ее и двинулись вперед с Сердаром во главе. Провансалец заключал шествие. Все шло хорошо, пока они двигались по веранде и спускались с лестниц; это была наименее опасная часть пути и — хорошее предзнаменование — пленник не делал ни малейшего движения. А между тем, хотя он был крепко связан веревками, он ничем не был прикреплен внутри клетки и потому ничто не могло помешать ему стучать локтями и ногами по ее стенкам. Наши авантюристы поступили таким образом крайне неосторожно, оставив ему свободу движений. В ту минуту, когда они приблизились к самому опасному месту своего пути, т. е. к веранде перед парадной гостиной, которой никак нельзя было миновать, внутри клетки послышался сильный стук и клетка так покачнулась, что Рама и Нариндра еле удержали равновесие. Они были моментально окружены гуляющими, которых было очень много, так как танцующие вышли немного отдохнуть и подышать чистым воздухом в промежутке между двумя кадрилями.
— Мы погибли! — подумали авантюристы.
Сердар и оба носильщика страшно побледнели. К счастью для них провансалец не растерялся.
— Предоставьте мне свободу действий, а сами идите вперед, — шепнул он своим друзьям.
— Ах, гадкие животные, им там, по-видимому, не очень-то нравится! — сказал он громко, чтобы все могли его слышать.
К нему подошел адъютант О'Келли.
— Значит, милорд герцог, вы решили отослать их на борт?
— Да! Они подняли там такой шум, что я боялся, как бы они не разбудили сэра Уильяма.
Не успел Барбассон произнести эти слова, как в клетке началось такое движение и она так сильно раскачалась, что Раму едва не отбросило к одной из ближайших колонн; но он, по счастью, не выпустил из рук своей ноши.
— Странно, — послышался женский голос, — почему они не рычат? Можно подумать, что там внутри сидит человек, а не животное.
Сердар и оба носильщика замерли от ужаса; они подумали, что все погибло…
— Прекрасная дама, — сказал Барбассон, — да будет вам известно, что пантеры рычат только на свободе!.. Ну, вы там, вперед! — грубо крикнул он на носильщиков. — Вы обманули меня, говоря, что ваши пантеры привыкли к клетке… А если двери откроются под их толчками, — кто поручится мне, что обезумевшие животные не бросятся на толпу? — И он прибавил еще громче, чтобы слова его были слышны: — Со мной, к счастью, револьвер, и прежде чем они успеют выскочить, я размозжу им голову!
Он нарочно сделал ударение на последних словах: «я размозжу им голову!»
Несчастный губернатор, несмотря на состояние, в котором находился, вероятно, понял это, так как толчки сразу прекратились. Благородный герцог продолжал, умышленно делая ударение на своих словах:
— Имей возможность бедные животные понять, как хорошо будут с ними обращаться, они не тратили бы напрасно свои силы…
Так или иначе, но веранда осталась позади. Адъютант, сам провожавший их до дверей, снова предупредил стоявший у входа караул, и авантюристы скоро очутились на улице. Карета, запряженная четверкой лошадей, которая привезла Барбассона и его людей и своим наружным видом напоминала охотничий экипаж, стояла уже наготове, и лошади от нетерпения фыркали и раздували ноздри.
— Вы также нас покидаете, господин герцог? — спросил удивленный адъютант.
— О нет, — отвечал Барбассон с невозмутимом хладнокровием, — мне необходимо только отдать кое-какие приказания.
Адъютант из скромности удалился и направился в танцевальный зал.
— А теперь, друзья мои, — шепотом сказал провансалец, — во весь дух, вперед! Счастливо же мы отделались, клянусь Богом! На «Радже» пары разведены… часа через два мы выйдем из форта.
