— Все пятеро были членами Общества Невидимых, — сказал наконец капитан. — Видите, у каждого железное кольцо на пальце; это — наивные солдаты, которых таинственное общество посылает умирать ради неизвестных им целей, и ни один из них не отступает даже перед смертью!
Оливье и Дик были сильно удивлены, что «человека в маске» не было в числе погибших. Опять была пролита кровь, и опять этот неуловимый враг ушел из их рук в решительную минуту.
— Но он во всяком случае не успел еще совершенно скрыться от нас, — продолжал Джонатан Спайерс, — отсюда до Мельбурна далеко, и я сумею отыскать последнего раньше, чем он успеет покинуть Австралию. Этот человек — настоящий бич: каждый его шаг запечатлен кровью, и я клянусь не отступаться до тех пор, пока не будут отомщены все несчастные жертвы этого негодяя!
— И все мы поможем вам в этом! — заявили Оливье и Дик.
— В таком случае все на борт! — крикнул капитан своему экипажу, который сошел было на берег, обрадованный случаю погреться на солнце и подышать свежим воздухом, чего они были лишены с самого своего отъезда из Америки. Прескотт и Дэвис тотчас же направились к судну, лежавшему всего в нескольких шагах с широко раскрытыми люками, но Холлоуэй и его подчиненные не тронулись с места.
Джонатан повторил свое приказание. Тогда старший механик подошел к Красному Капитану.
— Вы имеете что-нибудь сказать мне? — спросил последний, смерив его ледяным взглядом.
— Да, капитан! — как-то неуверенно пробормотал Холлоуэй.
— Прекрасно, но прежде повинуйтесь! Раз я отдал приказание, то оно тотчас же должно быть исполнено!
Холлоуэй все еще стоял в нерешительности, а капитан не спускал с него своих проницательных холодных глаз.
Бунт на судне был делом немаловажным, и морские законы всех стран отличаются необычайной строгостью; в Америке, как и во всех других странах, командир судна пользуется правом распоряжаться жизнью всех, находящихся на судне, в случае малейшей попытки бунта. А Джонатан Спайерс выправил все необходимые документы до своего отправления из Сан-Франциско; поэтому никто из служащих на его судне не мог считаться свободным в своих действиях против него.
Холлоуэй знал это; знал также и то, что Красный Капитан не задумается пристрелить его при первой же попытке неповиновения. И хотя самолюбие старшего механика, двадцать раз заявлявшего своим подчиненным о том, что он не намерен долее повиноваться и снова сесть на судно, сильно страдало, тем не менее он медленно направился к «Ремэмберу», куда за ним последовали остальные механики. Не успел он ступить ногой на судно, как Джонатан Спайерс, подозвав Дэвиса, приказал ему громким, отчетливым голосом:
— На двое суток в кандалы мистера Холлоуэя, чтобы научить его повиноваться с большей поспешностью!
Дэвис молча исполнил приказание и отвел Холлоуэя в междупалубное помещение, предназначенное для арестов.
Признаки участия в заговоре и остальных механиков не укрылись от наблюдательного капитана, но он предпочел сделать вид, что ничего не замечает. Покорно принятое Холлоуэем наказание совершенно дискредитировало его во мнении подчиненных, и дальнейшее его влияние на них было устранено теперь навсегда; следовательно, дальнейшие попытки бунта были уничтожены в зародыше.
Собственно говоря, маленький экипаж «Ремэмбера» был отчасти прав в своем возмущении против существующих на судне порядков, и будь Холлоуэй человек с более сильным характером, он бы смело сказал капитану;
— Мы не брали на себя обязательство служить на военном судне, а вы с первых же дней плавания позволяете убить троих из нас и рискуете, не спрашивая нашего мнения, жизнью всех остальных! На подобных условиях я отказываюсь продолжать службу на вашем судне!
И Джонатан Спайерс должен был бы примириться с этим, так как, если бы он прибегнул к револьверу, то был бы повешен, как только ступит на берег Соединенных Штатов.
Тем временем все, кроме негра Тома и мистера Литлстона уже взошли на судно. Видя это, капитан обратился к последнему строгим, холодным тоном:
— Вы меня слышали?
— Слышал, капитан!
— Так чего же вы ждете?
— Я хочу заявить, капитан, что подаю в отставку!.
— Во время плавания я не могу принять вашей отставки, кроме того, напоминаю вам, что вы приняты мной на службу на два года!
— Да, в качестве казначея на судне, но «Ремэмбер» вовсе не судно!
— Что же это такое, сударь? — спросил Джонатан, чувствуя, что им овладевает бешенство.
— Это баллон, капитан!
— Баллон?
— Да, баллон! Заметьте, мы прибыли из Америки в Австралию воздушным путем, затем простояли пять суток под водой, что также не может считаться нормальным положением для судна, а в заключение снова совершили воздушный полет, который мне вовсе не пришелся по вкусу. И так как мы по сие время плавали исключительно в воздухе, то «Ремэмбер» должен быть назван баллоном, а не судном. А я, повторяю, не обязывался служить на баллоне и потому не вернусь больше на «Ремэмбер».
— Берегитесь, сударь! — воскликнул Джонатан Спайерс, посинев от бешенства и выхватив свой револьвер.
Но на этот раз он имел дело с упрямцем, что в некоторых случаях хуже человека энергичного.
— О, вы меня не устрашите, — продолжал Литлстон, — я недаром служил два десятка лет в суде и знаю свои права американского гражданина!
При последних словах Дик подошел ближе к спорящим и стал вглядываться в лицо непокладистого казначея.
— Но вы не знаете, сударь, морских законов! — заревел капитан.
— Плевать я хотел на ваши морские законы! — возразил тем же тоном Литлстон. — Ваш «Ремэмбер» — все, что хотите, только не судно, а потому морские законы к нему вовсе неприменимы. Это какая-то жестянка для сардинок, подводный колокол, баллон, все, что хотите, но только не судно. Я сам подам жалобу в адмиралтейство, и вы увидите, сударь, что скорее послушают меня, бывшего старшего делопроизводителя калифорнийского суда Литлстона, чем вас, какого-то пирата!
— Нет, это уж слишком! — закричал капитан и кинулся с револьвером в руке на своего непокорного казначея, который предусмотрительно попятился назад.
— Стойте! — крикнул канадец, становясь перед капитаном. — Дайте мне расспросить этого человека!
— Что вы вмешиваетесь? — крикнул Джонатан Спайерс, желая оттолкнуть Дика и заставить его дать ему дорогу, но рослый канадец удержал его одной рукой, как малого ребенка, а другой выхватил у него револьвер и зашвырнул его далеко в траву.
— Вы мне ответите за это насилие! — захрипел капитан, выбиваясь из рук Дика.
— Когда вам угодно! — спокойно ответил старый траппер. — А все же я помешал вам совершить бесполезное убийство!
