ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Корабль-призрак
I
Сессия суда в Сан-Франциско. — Капитан Джонатан Спайерс. — Убийца китайцев и мистер Джон Хэбкук Литлстон.
ЧАСЫ НА ВЫСОКОЙ БАШНЕ СУДЕБНОЙ ПАЛАТЫ в Сан-Франциско били полдень. Это были замечательные часы: они не только отбивали каждый час, как всякие другие башенные часы, но еще каждые четверть часа играли прелестные вальсы и польки, увеселяя прохожих обоего пола и всех жителей Калифорнии, так что «Восточная Компания» еженедельно по воскресеньям устраивала специальные поезда для того, чтобы окрестные фермеры и их семейства могли приехать полюбоваться этим чудом искусства.
Так как творец этого диковинного механизма был большой патриот, то часы каждый час исполняли еще и один из национальных гимнов различных североамериканских штатов; в то же время в маленькой будочке появлялось изображение одного из президентов. А в полдень каждый раз сам великий Вашингтон выезжал на своем боевом коне, с мечом в одной руке и конституционной хартией в другой, и трижды провозглашал «ура», на что первое время толпа отвечала восторженными криками. Но мало-помалу энтузиазм толпы остыл, и тогда муниципалитет города стал нанимать пять-шесть пропойц, которые ежедневно ровно к полудню являлись сюда за вознаграждение в один шиллинг и в ответ на автоматическое «ура» великого Вашингтона разражались патриотическими криками.
В тот день, о котором теперь идет речь, муниципальным наемникам не пришлось, однако, исполнять свою обычную обязанность, потому что едва только великий герой войны за Независимость появился на башне, как крики «виват!», издаваемые двадцатью тысячами голосов с неподдельным энтузиазмом, огласили воздух и подобно урагану пронеслись над площадью.
Вся Вашингтонская площадь и прилегающие к ней улицы, вплоть до Дюпон-стрит в Китайском городе, до такой степени были переполнены людьми, что всякое движение по ним прекратилось; но пригородные трамваи продолжали подвозить все новых и новых любопытствующих граждан, которые заполняли не только зал суда, но и все здание и даже его двор. Судя по такому громадному стечению публики, можно было подумать, что здесь происходит какой-нибудь колоссальный политический митинг. Но так как несмотря на весьма оживленные прения между отдельными группами ни один оратор не обращался к толпе, то было ясно, что ни о каком политическом митинге в данном случае не было и речи.
В чем же заключалась the great attraction,
[12]
как выражаются англичане и американцы, этого громадного сборища?
В том, что ровно в час пополудни должно было открыться заседание суда над знаменитым Джонатаном Спайерсом, прозванным Красным Капитаном, и его сообщниками. Этот громкий процесс уже более месяца сильно занимал не только все население данного штата, но и всех граждан Соединенных Штатов Америки. Множество репортеров прибыло из Сент-Луиса, Нового Орлеана, Чикаго, Балтимора, Филадельфии и Нью-Йорка, чтобы ежечасно с помощью телеграфа доставлять в газеты самые свежие вести о процессе. Так как было заявлено, что телеграф останется до окончания дела в распоряжении первого занявшего его, то репортер «Нью-Йорк Герольд» еще накануне вечером явился в телеграфное бюро с библией в руках и принялся телеграфировать в продолжение всей ночи, стих за стихом, Ветхий Завет до самого момента открытия заседания, а затем без всякого перерыва перешел к передаче по телеграфу обвинительного акта и всевозможных мельчайших подробностей интересного процесса. Эта изобретательность создала находчивому репортеру на всей территории Соединенных Штатов репутацию ловкого и смышленого человека.
В то же время по всей стране начали заключать пари, столь любимые янки. Не проходило дня, чтобы в газетах не появлялось несколько заявлений такого рода: Джон Салливан из Нью-Джерси, держит пари на пять тысяч долларов против оправдания Красного Капитана; вслед за тем являлся ответ: Уильям Чайлдерс из Мэриленда держит пари на пять тысяч долларов за оправдание Красного Капитана.
Словом, дошло до того, что Красный Капитан чуть не котировался на бирже.
Что же это было за дело? Одни утверждали, что капитан честнейший, порядочнейший и благороднейший человек, какого только видел свет, и что вместо того, чтобы предавать его в руки правосудия, правительству следовало встретить его с музыкой и устроить ему торжественный банкет! Другие утверждали, наоборот, что это темная личность, негодяй и мерзавец чистейшей воды, с которым народ должен был покончить судом Линча тотчас по его прибытии.
Желая остаться беспристрастными, мы только дословно приведем обвинительный акт, прочитанный при открытии заседания высокочтимым Джоном Хэбкуком Литлстоном, старшим секретарем суда, и составленный не менее высокочтимым мистером Изикьелом Джо Суитмаусом.
За несколько минут до открытия заседания мистер Джон Хэбкук Литлстон с озабоченным видом поднялся на возвышение, предназначенное для судей, чтобы убедиться, все ли в порядке, и по обыкновению стал распекать своего помощника за недосмотр и непорядки.
— Право, мистер Дарлинг, я не знаю, куда вы запрятали сегодня свою сообразительность и свой ум! Как вы могли допустить, чтобы подле кресла господина председателя поставили точно такую же плевательницу, как подле кресел присяжных заседателей? Вам должно быть известно, что председатель весьма дорожит своими привилегиями! Прикажите сейчас же поставить господину председателю плевательницу стоимостью в двадцать пять долларов, с тончайшим песочком, а присяжным — плевательницы стоимостью в пять долларов.
— Нет, право! Мистер Дарлинг, вы совершенно не способны выполнять обязанности, соответствующие занимаемой вами должности! — вновь начинает высокочтимый мистер Литлстон, продолжая свой осмотр.
— Да что я еще такого сделал?! — восклицает негодующим тоном помощник. — Какое новое упущение?
— Какое упущение! Вы забыли приказать поставить ящик с карандашами для судьи Барнета: ведь его сын прислал сегодня ящик с шестьюдесятью дюжинами карандашей; это обычная порция мистера Барнета в те дни, когда у нас заседания затягиваются до ночи!
Дело в том, что американцы так строго применяют в жизни свою излюбленную поговорку «time is money», то есть «время — деньги», что нередко готовы пожертвовать сотней тысяч долларов, чтобы опередить своих конкурентов хотя бы всего на несколько часов. Чтобы не терять даром времени даже во время заседаний, научных прений и митингов, многие американцы занимаются каким-нибудь ручным, чисто механическим трудом, не отвлекающим их мыслей; так, например, один посредством особого инструмента изготовляет конверты из груды белой бумаги, целые кипы которой лежат подле него на столе; другой, как судья Барнет, чинит карандаши; третий выдалбливает из дерева маленькие лодочки и оснащает их шелковыми нитями. Пользование уже заранее очинёнными карандашами также позволяет выигрывать время, и сын судьи Барнета таким образом экономит его, а отец не теряет его даром, слушая прения в суде и очиняя в то же время карандаши.
