— Куда едем? — спросил водитель.
— Пока до Ногинска.
— А потом?
Широков сделал вид, что не расслышал вопроса. Переспрашивать никто не решился. Серебристый «фольксваген» выехал за пределы Москвы. На небе не было ни облачка.
До Ногинска добрались быстро.
— Перекусить бы, — вздохнул один из охранников.
— Я тоже не против, — обрадовался Широков.
Остановились у придорожного кафе, заказали уху и жареную рыбу. Ничего другого в наличии не было. Официант принес заказ, спросил:
— Водку будете?
— Нет, голубчик, — отказался Широков. — В жару не пьем.
Заведение называлось «Три сосны». В маленьком зале с трудом помещались несколько столиков. На стене висела картина, почему-то изображающая рыбную ловлю. Под потолком летали мухи. Бизнесмен с опаской посмотрел на тарелки с едой. К счастью, уха и рыба оказались не только свежими, но и вкусными.
— Где тут у вас поблизости гостиница? — спросил Широков, когда официант принес счет.
— Да вон… через дорогу, — жестом показал официант. — Там дальнобойщики ночуют. Недорого, и горячая вода почти всегда есть.
— Поняли? — обратился Широков к своей свите.
Те молча переглянулись.
— Будете ждать меня в гостинице до завтрашнего утра. Если вернусь раньше, считайте, вам повезло.
— Павел Иванович, мы…
— Я сказал — ждать меня в гостинице! — рявкнул Широков. — Больше повторять не буду! Ключи!
Он протянул руку к водителю, и тот молча протянул ему требуемое.
Широков, не оглядываясь, вышел из кафе. Через минуту «фольксваген» уже мчался прочь по пыльному шоссе.
— Вот черт… — пробормотал старший охраны, достал сотовый и принялся вызванивать Демина.
Павел тем временем свернул на проселочную дорогу. Он внимательно смотрел по сторонам. По бокам проселка рос молодой сосняк. За ним, на холме шумел золотой от солнца бор. Припекало. Пришлось расстегнуть рубашку. Кондиционер, казалось, не охлаждал воздуха.
Где же заброшенный колодец, о котором говорила Лена? Воспоминание о ней вызвало в сердце Широкова горячий толчок…
Колодец вынырнул из-за сосен черным гномом: покосившийся сруб, осевшая «шляпка» из теса, обрывок цепи. Воды в колодце, видать, давно не стало. От него в глубь леса вела поросшая травой грунтовка. Павел свернул на нее и медленно поехал вперед. В лесу стояла пахучая духота. Когда грунтовка повернула влево, сосны разбавили дубы и старые грабы.
Павел ехал, пока не уперся в огромное бревно. Оно лежало поперек дороги. Отсюда предстояло идти пешком.
Широков вышел, потянулся и глубоко вдохнул горячий воздух. Под ногами хрустели прошлогодние желуди. Тропинка петляла, терялась в траве. Высокие зонтичные цветы доставали Павлу чуть ли не до пояса…
Скит прятался в чаще, и Широков прошел бы мимо, если бы не приметил высокую тесовую крышу в виде шатра. Орешник окружал ветхие постройки плотным кольцом. Доски и бревна почернели, покрылись мхом. Внизу в ложбинке журчал ручей. Откуда-то тянуло дымом.
Павел огляделся. На поляне горел маленький костер, обложенный камнями. На костре стоял закопченный котелок, из-под его крышки вырывался пар.
— Ты кто будешь, милок? — вежливо поинтересовался высокий человек в черной свободной рубахе и таких же штанах.
Он был обут в сапоги, в руке держал топор с длинной рукояткой. Выглядел отшельник совсем не старым, только волосы у него были белые, как снег.
— Меня зовут Павел, — представился гость. — А вы Харлампий?
— Можно и так…
— Тогда я к вам.
Хозяин скита поднял на Широкова глубоко посаженные глаза, цвета которых нельзя было разобрать, и усмехнулся.
— Вестимо, ко мне. По грибы небось в парадных брюках да туфлях не ходят. Ну, присаживайся, коль не шутишь. — Он указал Широкову на деревянную скамью, а сам остался стоять. — В ногах правды нет.
— А вообще есть правда? — спросил гость, опускаясь на край скамейки. — Я к вам за ней пришел.
— Зря, — вздохнул Харлампий. Он положил топор и повернулся бородатым лицом к солнышку. — Чего за ней ходить? Нет ее.
— Как нет? — опешил Широков. — Ведь бывает же…
— Не бывает!
Бизнесмен невольно подумал, что перед ним — блаженный, который одичал от одиночества и несет всякую околесицу.
Харлампий хмыкнул и посмотрел на гостя, как будто прочитал его мысли.
— Не заботьтесь наперед, что вам говорить, и не обдумывайте; но что дано будет вам в тот час, то и говорите, — спокойно произнес он. — Ибо не вы будете говорить, но Дух Святый.
Широков долго молчал. Он не знал, как ему быть.
— Что тебя беспокоит, милок? — осведомился Харлампий. — Объясни попроще, в двух словах.
— Со мной происходят странные вещи, — пробормотал гость. Он не представлял себе, как можно в двух словах обрисовать запутанную ситуацию, сложившуюся вокруг него. — Меня… хотят убить.
— Ты находишь это странным?
— Н-нет… Учитывая, чем я занимаюсь… Странно другое. Я не могу понять, кому это нужно, в чем причина…
Харлампий закрыл глаза и снова повернулся к солнышку.
— Давние долги… — промолвил он.
— Помилуйте! Я никому не должен! — возмутился Широков. — Я даже кредитов стараюсь не брать!
Он вспомнил, как Харлампий «вылечил» некого Гущина. Тому он тоже говорил о долгах. Видимо, этот отшельник — обыкновенный шарлатан, у которого один рецепт от всех болезней.
— Я тебя не звал к себе, — не раскрывая глаз, произнес лесной человек. — Ты сам пришел.
— Простите…
— Небо и земля тленны… но слова сказанные нетленны. Итак, бодрствуйте; ибо не знаете, когда придет хозяин дома, вечером, или в полночь, или в пение петухов, или поутру. Чтобы, пришед внезапно, не нашел вас спящими…
— Что? — не понял Широков.
— Прошлое здесь, — заявил Харлампий. — И ты — ключ.
— Я — ключ?..
Широков почувствовал головную боль. Какой еще, к бесу, ключ?
— Объясните, я не понимаю…
— Это все, — ответил отшельник. — Ступай с миром.
— Но… как же…
— Это все, — повторил Харлампий и погрузился то ли в дремоту, то ли в свои думы, не обращая более на гостя никакого внимания.
Широков достал деньги, впервые ощущая их ненужность. Зеленые купюры были чем-то лишним, чуждым происходящему между ним и этим лесным человеком. Они не могли ничего изменить.
Павел все же положил деньги на скамью возле Харлампия…
