— Меня не возьмут, если ты это имеешь в виду, — вздохнул Вадим Сергеевич.
— Там ты будешь получать втрое больше, чем в своей школе!
Казаков разозлился. Мать как будто не понимает, что за времена настали. На хорошее место без протекции или родственных связей не устроишься.
— Мама! Оставь свои прожекты, ради бога!
— Да почему же прожекты, Вадичек? — залепетала готовая расплакаться Ольга Антоновна. — Я поговорила с Дорой, она дала мне визитку сына и пообещала замолвить за тебя словечко. Почему ты отвергаешь мою помощь?
— Ладно, давай визитку, — смягчился он и взглянул на имя. — Самуил Маркович Ройзман. Ну и ну…
— Сегодня же вечером позвони ему! — обрадовалась мама.
Казаков так и сделал. Ройзман разговаривал с ним вежливо, но строго и по-деловому.
— Мама отрекомендовала мне вас как математического гения, — сказал он. — Охотно верю, что это так и есть. Тем легче вам будет пройти по конкурсу.
— Ка… какому конкурсу? — сразу скис Вадим.
— Видите ли, — вздохнул Ройзман, — у меня лично не вызывает сомнений ваш высокий профессионализм, но… таковы правила.
— Да… да-да, конечно…
Настроение было испорчено. Какого дьявола он должен распинаться перед этим Ройзманом, который ни бельмеса не смыслит ни в алгебре, ни в геометрии?! Небось в школе еле тянул на тройки… А теперь он важная персона — бизнесмен! Извольте ему поклоны бить!
Накручивая себя, Казаков не на шутку разъярился. Усевшись ужинать, он не смог проглотить ни кусочка.
— Что с тобой? — огорчилась Ольга Антоновна. — Ты, часом, опять не заболел?
— Твой Ройзман… — от благородного негодования Казакова душили спазмы, и каждое слово давалось ему с трудом. — Потребовал… чтобы я сдавал ему экзамен. Каков наглец! Конкурс он решил устроить! Недоучка, троечник… посредственность!
— Вовсе он не троечник, — обиделась за Ройзмана Ольга Антоновна. — Самуил окончил школу с золотой медалью, а потом еще два института с отличием. А конкурс… Сейчас все так делают. Это обычная формальность, Вадик. Не понимаю, чего ты кипятишься?
— Может быть, мне еще ножкой перед ним шаркать прикажешь? Чего изволите, господин Ройзман… Как вам будет угодно, господин Ройзман…
— Ты просто не в духе, Вадик. Прими снотворное, выспись хорошенько. Утром все будет по-другому.
Снотворное подействовало, и спустя полчаса Казаков крепко уснул.
Посреди ночи его разбудил странный шум. Кто-то пытался снаружи открыть окно, стучал и царапал по стеклу. Вадим Сергеевич вскочил. Окно было закрыто. Внизу, во дворе, залитом ярким светом луны, стоял человек и смотрел на Казакова.
— Кто вы? — прошептал Вадим Сергеевич пересохшими губами. — Что вам нужно?
Непостижимым образом человек его услышал.
— Это тебе нужно, — ответил он. — Ты хочешь получить должность руководителя математического факультета. Не так ли?
— Д-да… Но откуда вы узнали?
Человек глухо засмеялся.
— Я — Дед Мороз! Санта-Клаус! Фея, исполняющая желания! Или… Призрак Ночи. Как тебе больше нравится?
Казаков в ужасе отшатнулся от окна. Он пытался закричать, позвать на помощь, но из горла раздавались сдавленные хрипы.
— Куда же ты? — удивился человек. — Я пришел помочь тебе.
Теперь он стоял в комнате, спиной к окну. Его силуэт четко выделялся на фоне лунного четырехугольника.
— Я… мне…
Язык Казакова будто примерз к нёбу.
— Ты получишь эту должность, — насмешливо сказал гость. — Завтра же иди и участвуй в конкурсе. Мы с тобой утрем нос этому ничтожеству Ройзману!
Последняя фраза оказалась решающей. Утереть нос безмозглому выскочке Ройзману! От этого предложения Вадим Сергеевич не мог отказаться.
— Я готов… — выдохнул он и… проснулся.
Это был всего лишь сон. Но Казаков воспрянул духом.
— Я решил участвовать в конкурсе, — как бы между прочим сказал он матери за завтраком. — Математика — моя стихия. Я покажу этому Ройзману, чего я стою.
Ольга Антоновна улыбнулась, довольная.
— Видишь? Утро вечера мудренее…
Глава 21
Виссагор и Лабиринт
Виссагор размышлял. После визита Красного Кардинала его спокойствие поколебалось. Нежданный гость возбудил дремлющее сознание хранителя. Где-то текла жизнь, что-то происходило, менялось. Не то что здесь. Только серебристые пылинки совершают свой бесконечный танец, слой за слоем покрывая остатки былого великолепия. Все пришло в запустение — дворцы, лабиринты, замки, башни. Развалины Города стали похожи на серебряные холмы…
Виссагору захотелось развлечься. Ему нравилось смотреть, как морские волны набегают на песок. Хранитель Свитков отправился на побережье. Море простиралось в туманные дали, шумело. Волны оставляли на песке пушистые клочья пены.
Виссагор подошел к Священному Дереву и поднял голову. Разветвленная крона терялась в небесах… Птица Игнэ слетела с ветки и уселась на его плечо, пощелкивая клювом.
— Что скажешь, пернатая пророчица? — усмехнулся он. — Долго нам еще торчать тут, среди пыли и развалин?
Птица-вещун протяжно свистнула. Ей было не так скучно, как Виссагору. Она жила в кроне Дерева с незапамятных времен и ничего другого не знала.
— Что происходит? — спросил ее Виссагор. — Кому понадобились Свитки? Хорну? Но зачем? Почти всех обитателей Города поглотила Черная Голова. Один за другим они отправлялись туда, чтобы не возвратиться. Слуги Хорна тоже не исключение. Его свита сильно поредела.
Птица согласно кивала головкой, украшенной ярким оранжевым хохолком.
— Это Хорн посылал ко мне Красного Кардинала. Конечно, он. Не тут-то было! «Раковина для улитки» потерялась, и ее будет нелегко отыскать. Пусть попробуют.
Игнэ щелкнула клювом и вспорхнула обратно на Дерево.
«А не прогуляться ли мне по Лабиринту Туманов? — подумал Виссагор. — Не поискать ли Зыбкое Озеро?»
Птица Игнэ громко засвистела, но Виссагор уже не слушал ее. Он встал на золотой диск, повернулся вправо и… оказался перед входом в Лабиринт. Причудливая арка сильно пострадала от наносов пыли и была почти не видна. Скоро ее будет не найти.
Виссагор стоял, созерцая вход. Пыль клубилась колышущимся занавесом, за которым угадывалась темнота.
Виссагор неплохо разбирался в устройстве лабиринтов, но этот был особенно сложен. Он являлся единственной дорогой к Зыбкому Озеру — загадке Города, которую пытались разгадать многие.
«Над Озером курится дымка забвения, — говаривал Виссагору учитель. — Тот, кто нырнет в его глубины, вряд ли вернется».
