Ему показалось, что кристалл потеплел, отзываясь на обращенные к нему слова.
Ученый направлялся к прибрежным скалам, на которых гнездились птицы. Там он найдет укромный уголок для кристалла. Будь что будет! Но лишиться добытого с таким трудом артефакта он не позволит.
Мешочек так разогрелся, что начал жечь кожу. Жилев занервничал. Сильное волнение мешало дышать. Казалось — кристалл прожигает тело насквозь.
Над скалами кружили птицы. Гортанные крики чаек оглушили Жилева, земля уходила из-под ног. Пошатываясь, он кое-как добрался до нагромождения замшелых валунов. Повсюду каменистая почва была покрыта перьями и птичьим пометом. Довольно быстро ученый нашел глубокое отверстие между камнями, куда прекрасно поместился завернутый в кусок брезента мешочек.
Степан Игнатьевич опустился на ближайший валун, наполовину вросший в землю, и закрыл глаза. Сознание мутилось, крики птиц все удалялись… пока не стихли совсем…
Воды залива поменяли окраску: из серых они превратились в ярко-синие. Откуда-то взялись деревья с огромными зелеными листьями. Тень от деревьев ложилась на мраморные ступени, ведущие к воде. Пенный прибой лизал мрамор, оставляя на нем обрывки водорослей. Выше широкой лестницы располагалась терраса.
На террасу вышли два высоких человека, одетых в легкие накидки. Они разговаривали. Прибой заглушал их голоса. Жилев не мог разобрать ни слова. Вдобавок его глаза начали слезиться, в горле запершило. Он с ужасом сдерживал подступающий кашель.
Один из собеседников оказался женщиной. Ветер рассыпал по плечам ее волосы… Женщина посмотрела прямо на Степана Игнатьевича, помертвевшего от страха и съежившегося за огромным камнем. Там, где камень врос в землю, цвели желтые маргаритки. Это было последнее, что запомнил ученый, прежде чем его тело сковал леденящий холод, а глаза сами собой закрылись…
Резкие крики птиц вернули Жилева к жизни. Он вздохнул и встрепенулся, озираясь по сторонам. Никаких мраморных ступеней, никаких пальм… впереди, на свинцовых волнах залива качаются чайки и поморники. Пахнет рыбой, птичьим пометом. На берегу догнивает почерневшая лодка. Ее остов похож на скелет морского чудовища.
— Тьфу, черт! — выругался ученый. — Привидится же такое… Бред! Видно, я успел подхватить от ребят проклятую заразу. Небось температура подскочила.
Он провел рукой по влажному лбу и только сейчас почувствовал, как сильно промерз на ветру. Пора возвращаться в дом.
Жилев не смотрел на часы и теперь не мог определить, сколько времени он отсутствовал. Кажется, не очень долго.
Дрова в печи перегорели, но в доме еще стояло тепло. Члены экспедиции спали.
«Никто ничего не заметил, — решил Степан Игнатьевич. — Отлично. Не придется лгать и выкручиваться».
В тепле ему стало лучше. Озноб прекратился, дурнота отступила, и ученый погрузился в беспокойный сон. Разбудил его густой бас Бологуева.
— Нужно устроить баню, — прогремел доктор. — Русская баня лучше всяких лекарств хворь выгоняет.
— Мы эту… хворь непонятную чем только не лечим, — вздохнул Седов. — А толку?
— Теперь будет, — обнадежил его Бологуев. — После баньки «дух тундры» смилостивится над нами, грешными. Я чую.
Крошечная баня была пристроена вплотную к задней стене дома. В тесном помещении с каменным очагом и деревянной скамейкой с трудом могли поместиться два человека. В углу стояла бочка для воды, висели деревянный ковш и шайка. Потолок потемнел от копоти.
Палеонтолог Костя отправился растапливать баню, греть воду. Ряшкин вызвался ему помогать.
— Займусь-ка я обедом, — решил Гурин.
Он разбирался не только в истории и археологии, но еще оказался большим гурманом.
— Надоели консервы и брикеты, — ворчал историк, ощипывая застреленную накануне птицу. — А от соленой рыбы печень ноет. Супчику хочется из свежатинки.
Степан Игнатьевич окончательно проснулся, когда из огромного казана уже раздавалось аппетитное бульканье и на весь дом благоухала утка с пряностями.
— Обедать пора, Степа, — добродушно ворчал Седов. — А ты все спишь да спишь.
— Нездоровится мне.
— Так… всем нездоровится. Мы вот решили в баньке попариться. Ты будешь?
Жилев не успел ответить. Прибежала жена оленевода-долгана, старая женщина с темным заплаканным лицом.
— Моя старик помирай, — бормотала она, сжимая обеими руками амулет из моржового клыка. — Беда. Доктор надо.
— А что случилось? — спросил Бологуев.
— «Дух тундры» сильно сердитый! Ветер наслал, гнездо хельтяя разорил… Беда! Теперь мой старик помирай.
Доктор растерянно оглянулся на остальных. Может, кто-то понял больше, чем он?
— Хельтяем долганы называют птичку, которая по местным поверьям символизирует счастье, — объяснил Линько. — Разорить ее гнездо считается ужасным грехом и плохим предзнаменованием. Это все суеверия! Хельтяй — по-научному, птица семейства воробьиных, называется лапландский подорожник. Только и всего.
— По-научному! — передразнил его Седов. И, обращаясь уже к доктору, добавил: — Пошли, что ли. Я с тобой.
Доктор, Седов и жена оленевода ушли.
В доме воцарилось тревожное молчание. У оставшихся пропал аппетит. Утиный суп остывал в глиняных тарелках. Жилев проглотил кусочек разваренного мяса и отложил ложку. Еда не лезла в горло. Никто не высказывал свои предположения о возможной связи внезапной болезни старика-долгана с тем, что именно он рассказал о заброшенном зимовье.
Так, в угрюмом молчании, дождались возвращения доктора и Седова. Выражение их лиц не предвещало ничего хорошего.
— Что? — спросил Жилев.
— Старик умер, — ответил доктор. — Похоже на сердечную недостаточность.
— Это просто совпадение! — выпалил Ряшкин.
Все повернулись к нему. Он невольно проговорился о том, что боялись произнести вслух остальные: смерть долгана, заброшенное зимовье и странная находка — звенья одной цепи.
— «Дух тундры» гневается, — заключил Гурин. — Он не оставит нас в покое, пока мы не вернем ему похищенное. Оленевод — первая жертва, предупреждение нам. Если не одумаемся…
Глава 23
Виссагор и страж Черной Головы
Неподвижные существа забавляли гостя. Они оказались твердыми и холодными, их не удавалось сдвинуть с места. Прикасаясь к ним, Виссагор испытывал незнакомые ощущения.
— Вы меня чувствуете? — обращался он к хозяевам помещения с колоннами.
Те молча взирали на него.
Виссагор понял, ему не ответят.
— Эй! — воззвал он. — Есть тут кто-нибудь?
Хранитель Свитков обошел вокруг каждой колонны, пытаясь разобраться в их устройстве. Напрасный труд. Колонны уходили в высоту и терялись в курящейся дымке, внизу же они опирались на круглые основания, намертво прикрепленные к полу.
