— Знаешь, Капитан, — сказала Лиза, — интуиция меня редко подводит… Так вот, у тебя вид человека, который что-то скрывает. Заговорщический вид.
— Вам показалось, — сказал Кап. — Я могу идти?
— Иди и помни обо всем, что я тебе сейчас сказала: если объявится Макс, звони мне сразу же. Только таким образом ты сможешь ему помочь.
И Лиза протянула парню свою визитку.
* * *
Вероника вернулась домой. Заварила чай, села у окна в кухне. Как так могло случиться, что она осталась одна? Макс, которого она так боялась предать, который был ей самым близким и родным человеком, являлся ее частью, тоже бросил ее в трудную минуту. Если он виновен, значит, он самостоятельно принял решение убить Дениса, и получается, что он — преступник. Если же он невиновен, то тем более непонятно, куда и зачем он сбежал? Почему отключил телефон? Что произошло этой ночью, что могло его так напугать?
Невозможно было оставаться дома, и она оделась, чтобы вновь поехать в больницу. Уж лучше сидеть там, в коридоре, и ждать, когда Денис очнется, чем глохнуть от невыносимой тишины здесь, в пустой квартире.
И в этот момент в дверь позвонили.
Вот сейчас мне скажут, что Денис умер, подумала она, и ее накрыла черная волна смертельного ужаса.
Она подошла к двери, взглянула в глазок. Уф, слава богу! Это Виктор! И отчего она так накричала на него там, в больнице? Человек хотел помочь, а она сорвалась на нем.
Она впустила его.
— Извини меня, Виктор…
— Да брось ты, я что, не понимаю, что ли? Вот, я купил по дороге тебе продукты. Возьми.
Вероника подняла два тяжелых пакета.
— Что это? Зачем? — Она понесла их в кухню.
— Я подумал, что о тебе сейчас некому позаботиться, ты осталась совсем одна…
— Что мне делать, Витя? Денис в тяжелом состоянии, и неизвестно, когда он очнется. Вообще-то я собиралась к нему…
— И правильно. Давай поедем вместе? Ты обедала?
— Да ничего я не ела. Не хочется.
— Тогда хотя бы яблоко съешь, смотри, какие красивые яблоки я тебе купил.
Она вдруг заметила, что он не смотрит на нее, отводит взгляд.
— Витя? Что-нибудь случилось?!
Сердце ее, как ей показалось, остановилось. Он не просто так пришел, он, вероятно, узнал что-то страшное про Дениса и теперь не знает, как ей об этом сказать! Говорит о каких-то яблоках, потому что нет у него сил говорить о другом, о более важном, — о смерти.
Она медленно повернула голову, и ей стало страшно встретиться с его взглядом. Ведь увидев его глаза, выражение его лица, она сразу все поймет.
— Витя, он что, умер?! Ты сейчас оттуда? Говори…
— Да ты что, Вероника?! Ты подумала, что я собираюсь тебе сообщить о том, что Денис… Успокойся… Фу ты, я и сам испугался твоего взгляда… У тебя сейчас такие глаза…
— Значит, пока еще есть надежда… — И она расплакалась. — Просто ты не смотришь на меня… И я подумала…
— Да у меня свои проблемы просто…
— Так, давай сейчас поедем в больницу, и ты по дороге мне все расскажешь. В другой ситуации мы бы с тобой посидели спокойно, поговорили, но не сейчас. Я должна его увидеть, должна убедиться в том, что он пошел на поправку. Он молодой еще, сильный, он выкарабкается… Поехали!
В машине ей стало как-то спокойнее. Как хорошо, что она ошиблась!
— Ты очень нервно ведешь машину, Витя… Успокойся и расскажи мне, что у тебя случилось?
— Марта мне изменяет.
— Да ты что?! Откуда тебе это известно?
— Она очень изменилась в последнее время. Стала какой-то не такой, чужой… К себе не подпускает, одевается не так, как раньше, наряжается… Говорит, к примеру, что идет в магазин за продуктами, супермаркет в трех минутах ходу от нас, и пропадает часами. Однажды я в окно увидел, как она выходит из черного «Мерседеса». Причем не сразу вышла, а как бы задержалась в машине, ну вроде разговаривала с водителем, веселая такая, рукой ему потом помахала. Думаю, в машине они целовались. А когда вернулась домой — чернее тучи. Не разговаривает со мной, только огрызается. Одежду всю с себя сняла, в корзину с грязным бельем сунула, помылась, надела халат и так весь оставшийся день в нем и проходила. Словно нарочно, она же знает, что я терпеть не могу, когда она в халате…
— А ты не спросил ее, что это за машина, кто ее подвез?
— Спросил, конечно. Она сказала — так, знакомый, мол. Увидел, как она тяжелые сумки тащит…
— А сумки действительно были тяжелыми?
— Она картошку купила…
— Ну вот, видишь. Картошку ты должен покупать, все-таки это тяжело… И это все?
— Мне постоянно кажется, что от нее пахнет как-то по другому, что это не ее духи. Может, это духи ее любовника?
— Скажи, Витя, ты любишь ее?
— Конечно люблю, что за вопрос?!
— Если любишь и намерен с ней и дальше жить, научись доверять ей. Иначе вам будет трудно. И ей, и тебе. Знаешь, это очень неприятное чувство, когда тебя подозревают в измене, а ты не виноват. Словно тебя в грязь окунают. По себе знаю, у меня был один такой мужчина, еще до Дениса… Думаю, такие люди по себе судят или же насмотрелись на чью-то неблагополучную жизнь.
* * *
В реанимацию пустили только Веронику. Отсюда, размышляла она, только два выхода: или в жизнь, или в смерть. Денис балансировал на грани, и только от состояния его здоровья зависело, вернется он или нет.
— Ведь он же не в коме?! — спрашивала, давясь рыданиями, Вероника у медсестры, следящей за сложной аппаратурой, которая поддерживала в теле Дениса жизнь. — Нет?
— Он без сознания и может прийти в себя в любую минуту, — ободряюще улыбнувшись, ответила сестра. — Не переживайте, он же молодой. Вон какой здоровяк!
Вероника, глядя на эту пышущую здоровьем молоденькую сестричку, подумала, что в больницу нужно принимать только таких, оптимистически настроенных людей. Они распространяют вокруг себя ауру надежды, питают невидимой энергией не только пациентов, но и их близких.
— Спасибо вам за эти слова, — сказала она, выходя из палаты. Хотя это прозрачное стеклянное помещение можно было назвать скорее боксом, аквариумом, как угодно, но только не палатой, которая — в представлении Вероники — должна была быть мрачной, с непромытыми окнами и серыми одеялами, больничной комнатой, точно такой же, в которой умирала в свое время ее мать…
Виктор дожидался ее в коридоре.
— Ну что, как он?
— Пока еще не пришел в себя. — Вероника села рядом с ним и, уткнувшись в большой мужской носовой платок, разрыдалась. — Витя, что мне делать? Куда идти? У меня жизнь остановилась… Если бы Макс был рядом, мне было бы легче все это пережить, перенести… Да и дома мне было бы не так страшно — с ним. И, главное, я бы точно знала, имеет ли он к этому кошмару отношение или нет. Но если нет, тогда почему он прячется?
