Предисловие
Считаю своим долгом предуведомить читателя о
том, что «Алхимик» — книга символическая, чем и отличается от «Дневника Мага»,
где нет ни слова вымысла.
Одиннадцать лет жизни я отдал изучению
алхимии. Уже одна возможность превращать металл в золото или открыть Эликсир
Бессмертия слишком соблазнительна для всякого, кто делает первые шаги в магии.
Признаюсь, что Эликсир произвел на меня впечатление более сильное, ибо до тех
пор, пока я не осознал и не прочувствовал существования Бога, мысль о том, что
когда-нибудь все кончится навсегда, казалась мне непереносимой. Так что, узнав
о возможности создать некую жидкость, способную на многие-многие годы продлить наше
земное бытие, я решил всецело посвятить себя изготовлению этого эликсира.
Это было в начале семидесятых, в эпоху великих
социальных преобразований, когда еще не существовало серьезных работ по
алхимии. Я, подобно одному из героев этой книги, тратил скудные свои средства
на приобретение иностранных книг, а время — на изучение их сложного
символического языка. В Рио-де-Жанейро мне удалось разыскать двоих-троих
ученых, всерьез занимавшихся Великим Творением, но они отказались со мной
встретиться. Познакомился я и с множеством тех, кто именовал себя алхимиками,
владел лабораториями и за баснословные деньги сулил открыть мне тайны своего
искусства; сейчас я понимаю, что они ничего не смыслили в том, чему собирались
учить.
Мое усердие и рвение не давали абсолютно
никаких результатов. Мне не удавалось ничего из того, о чем на своем
замысловатом языке твердили учебники алхимии, заполненные бесчисленными
символами: драконами, солнцами, львами, лунами. И мне постоянно казалось, что я
двигаюсь не в том направлении, ибо символический язык открывает широчайший
простор для неправильных толкований. В 1973 году, в отчаянии от того, что не
продвинулся в своих штудиях ни на пядь, я совершил акт величайшей
безответственности. В ту пору Управление образования штата Мату-Гроссу
пригласило меня вести занятия по театральному искусству, и я использовал своих
студентов для постановки «лабораторных» спектаклей на тему Изумрудной Скрижали.
Даром мне это не прошло, и подобные эксперименты вкупе с иными моими попытками
утвердиться на зыбкой почве Магии привели к тому, что уже через год я мог на
собственной шкуре убедиться в правдивости поговорки «Как веревочке ни виться, а
конец будет».
Следующие шесть лет моей жизни я относился ко
всему, что имело отношение к мистике, с изрядным скептицизмом. В этом духовном
изгнании я сделал для себя несколько важных выводов: мы принимаем ту или иную
истину лишь после того, как сначала всей душой отвергнем ее; не надо бежать от
собственной судьбы — все равно не уйдешь; Господь взыскивает строго, но милость
Его безгранична.
В 1981 году я встретился с Учителем, которому
суждено было вернуть меня на прежнюю стезю. Покуда он наставлял меня, я снова,
на собственный страх и риск принялся изучать алхимию. Однажды вечером, после
изнурительного сеанса телепатии, я спросил, почему алхимики выражаются так
сложно и так расплывчато.
— Существует три типа алхимиков, — ответил он.
— Одни тяготеют к неопределенности, потому что сами не знают своего предмета.
Другие знают его, но знают также и то, что язык алхимии направлен к сердцу, а
не к рассудку.
— А третьи? — спросил я.
— Третьи — это те, кто и не слышал об алхимии,
но сумели всей жизнью своей открыть Философский Камень.
И после этого мой Учитель, относившийся ко
второму типу, решил давать мне уроки алхимии. Вскоре я понял, что ее
символический язык, столько раз сбивавший меня с толку и так раздражавший меня,
— это единственный путь достичь Души Мира, или того, что Юнг называл
«коллективным бессознательным». Я открыл Свою Стезю и Знаки Бога — истины,
которые мой интеллект прежде отказывался принимать из-за их простоты. Я узнал,
что задача достичь Великого Творения стоит не перед немногими избранными, а
перед всеми, кто населяет Землю. Не всегда, разумеется. Великое Творение
является нам в форме яйца и флакона с жидкостью, но каждый из нас способен — в
этом нет и тени сомнения — погрузиться в Душу Мира.
И потому «Алхимик» — тоже книга символическая,
и на страницах ее я не только излагаю все, что усвоил по этому вопросу, но и
пытаюсь воздать должное тем великим писателям, которые смогли овладеть
Всемирным Языком: Хемингуэю, Блейку, Борхесу (он тоже использовал в одном из
своих рассказов эпизод из истории Персии), Мальбу Тагану.
А завершая свое чересчур пространное
предисловие и желая пояснить, кого относил мой Мастер к алхимикам третьего
типа, приведу историю, которую он же поведал мне как-то в лаборатории.
Однажды Пречистая Дева, держа на руках
младенца Христа, решила спуститься на землю и посетить некую монашескую
обитель. Исполненные гордости монахи выстроились в ряд: каждый по очереди
выходил к Богоматери и показывал в ее честь свое искусство: один читал стихи
собственного сочинения, другой демонстрировал глубокие познания Библии, третий
перечислил имена всех святых. И так братия в меру сил своих и дарований
чествовала Деву и младенца Иисуса.
А последним оказался смиренный и убогий
монашек, который не мог даже затвердить наизусть текстов Священного Писания.
Родители его были люди необразованные, выступали в цирке, и сына они научили
только жонглировать шариками и прочим фокусам.
Когда дошел черед до него, монахи хотели
прекратить церемонию, ибо бедный жонглер ничего не мог сказать Пречистой Деве,
а вот опозорить обитель — вполне. Но он всей душой чувствовал настоятельную
необходимость передать Деве и Младенцу какую-то частицу себя.
И вот, смущаясь под укоризненными взглядами
братии, он достал из кармана несколько апельсинов и принялся подбрасывать их и
ловить, то есть делать то единственное, что умел, — жонглировать.
И только в эту минуту на устах Христа
появилась улыбка, и он захлопал в ладоши. И только бедному жонглеру протянула
Пречистая Дева своего сына, доверив подержать его на руках.
Посвящается Ж.
Алхимику, который познал
тайну Великого Творения.
* * *
В продолжение пути их пришел Он в одно
селение; здесь женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой; у нее была
сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его.
Марфа же заботилась о большом угощении и,
подойдя, сказала: Господи! или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня
оставила служить? скажи ей, чтобы помогла мне.
