Новый мир простерся перед ним вымершей
рыночной площадью, но он-то успел увидеть, как она бурлила жизнью, и больше уже
этого не забудет. Он вспомнил и про саблю: конечно, он слишком дорого заплатил
за то, что две секунды разглядывал ее, но ведь такого он никогда прежде не
видал. Сантьяго вдруг понял, что может смотреть на мир как бедная жертва
жулика, а может — как храбрец, отправившийся на поиски приключений и сокровищ.
— Я — храбрец, отправившийся на поиски
приключений и сокровищ, — сказал он, прежде чем погрузиться в сон.
* * *
Он проснулся от того, что кто-то толкал его в
бок. Сантьяго устроился на ночлег посреди рынка, который теперь вновь вернулся
к жизни.
Сантьяго оглянулся по сторонам, ища своих
овец, и понял, что он в новом мире, но вместо привычной уже грусти испытал
прилив счастья. Он больше не будет бродить в поисках еды и воды — он отправится
за сокровищами! У него ни гроша в кармане, но зато есть вера в жизнь. Вчера
ночью он выбрал себе судьбу искателя приключений: он станет одним из тех, о ком
читал в книгах.
Не торопясь, юноша побрел по площади. Торговцы
открывали свои палатки и ларьки, и он помог продавцу сластей поставить прилавок
и разложить товар. На лице кондитера играла улыбка: он был бодр, весел и
радостно готовился встретить новый трудовой день, — и она напомнила Сантьяго
старика, таинственного царя Мелхиседека. «Он печет сласти не потому, что хочет
странствовать по свету или жениться на дочке суконщика. Ему нравится его
занятие», — подумал юноша и заметил, что не хуже старика с первого взгляда
может определить, насколько человек близок или далек от Своей Стези. «Это так
просто — и как же я раньше этого не понимал?!».
Когда натянули брезент, кондитер протянул ему
первый выпеченный пирожок. Сантьяго его с удовольствием съел, поблагодарил и
пошел дальше. И, только сделав несколько шагов, он вспомнил, что, пока они
ладили палатку, кондитер говорил по-арабски, а он — по-испански, и оба понимали
друг друга.
«Выходит, есть язык, который не зависит от
слов, — подумал он. — Я на нем объяснялся со своими овечками, а теперь вот
попробовал и с человеком».
«Все одно целое», как говорил старик.
Сантьяго решил пройтись по улочкам Танжера не
торопясь, чтобы не пропустить знаки. Это потребует терпения, но всякий пастух
первым делом учится этой добродетели. И снова подумал он, что в новом мире ему
пригодится то, чему научили его овцы.
«Все одно целое», — снова вспомнились ему
слова Мелхиседека.
* * *
Торговец Хрусталем смотрел, как занимается
новый день, и ощущал обычную тоску, томившую его по утрам. Вот уже тридцать лет
сидел он на крутом спуске в своей лавчонке, куда редко заглядывали покупатели.
Теперь уже поздно было что-либо менять в жизни; торговать хрусталем — вот все,
что он умел. Было время, когда в лавке его толпились арабские торговцы,
английские и французские геологи, немецкие солдаты — все люди с деньгами.
Когда-то торговля хрусталем была делом выгодным, и он мечтал, как разбогатеет и
старость его будет скрашена и согрета красивыми женами.
Но изменилось время, а вместе с ним и город.
Сеута разрослась и затмила Танжер, и центр торговли сместился. Соседи-торговцы
разъехались, на спуске осталось лишь несколько лавочек, и никто не хотел
подниматься в гору, чтобы зайти в одну из них.
Но у Торговца Хрусталем выбора не было.
Тридцать лет занимался он тем лишь, что продавал и покупал хрусталь, а теперь
было уже поздно менять жизнь.
Целое утро он смотрел, как проходят мимо
редкие прохожие. Это повторялось из года в год, и он наперед знал, когда
появится тот, а когда — этот. Но за несколько минут до обеда у его витрины
остановился юный чужестранец. Одет он был прилично, однако наметанным глазом
Торговец Хрусталем определил, что денег у него нет. И все же он решил отворить
ему и подождать, пока тот уйдет.
* * *
На двери висело объявление, извещавшее, что
здесь говорят на иностранных языках. Сантьяго увидел, как за прилавком появился
хозяин.
— Хотите, я вам все эти стаканы перемою? —
спросил юноша. — А в таком виде их у вас никто не купит.
Хозяин ничего не отвечал.
— А вы мне за это дадите какой-нибудь еды.
Хозяин все так же молча смотрел на него.
Сантьяго понял, что должен принимать решение. В котомке у него лежала куртка —
в пустыне она не понадобится. Он достал ее и принялся перетирать стаканы. Через
полчаса все стаканы на витрине блестели, и тут как раз пришли двое и купили
кое-что из хрустальных изделий.
Окончив работу, Сантьяго попросил у хозяина
еды.
— Идем со мной, — отвечал тот.
Он повесил на дверь табличку «Закрыто на обед»
и повел Сантьяго в маленький бар, стоявший на самом верху переулка. Там они
сели за единственный стол. Торговец Хрусталем улыбнулся:
— Тебе ничего и не надо было мыть. Коран велит
кормить голодных.
— Отчего же вы меня не остановили?
— Оттого что стаканы были грязные. И тебе, и
мне ннадо было очистить разум от дурных мыслей.
А когда они поели, он сказал:
— Я хочу, чтобы ты работал в моей лавке.
Сегодня, пока ты мыл товар, пришли двое покупателей — это добрый знак.
«Люди часто говорят о знаках, — подумал
пастух, — но не понимают этого. Да и я, сам того не зная, столько лет беседовал
со своими овцами на бессловесном языке».
— Ну так как? — настаивал продавец. — Пойдешь
ко мне работать?
— До рассвета перемою весь товар, — ответил
юноша. — А вы мне за это дадите денег добраться до Египта.
Старик снова рассмеялся.
— Если ты даже целый год будешь мыть хрусталь
в моей лавке, если будешь получать хороший процент с каждой покупки, все равно
придется одалживать деньги. От Танжера до пирамид тысячи километров пути по
пустыне.
* * *
На минуту стало так тихо, словно весь город
погрузился в сон. Исчезли базары, торговцы, расхваливавшие свой товар, люди,
поднимавшиеся на минареты и выпевавшие слова молитвы, сабли с резными
рукоятями. Сгинули куда-то надежда и приключение, старый царь и Своя Стезя,
сокровища и пирамиды. Во всем мире воцарилась тишина, потому что онемела душа
Сантьяго. Не ощущая ни боли, ни муки, ни разочарования, он остановившимся
взглядом смотрел сквозь маленькую дверь харчевни и страстно желал только
умереть, мечтая, чтобы все кончилось в эту минуту раз и навсегда.
* * *
