Однако отступать было некуда. Надо было
следовать знакам. Всю свою жизнь он посвятил тому, чтобы отыскать тот
единственный язык, на котором говорит Вселенная, — для того и учился. Сначала
он увлекся эсперанто, потом религиями и наконец — алхимией. И вот теперь он
свободно говорил на эсперанто, досконально знал историю разных вер, однако
алхимиком еще не стал. Да, конечно, кое-какие тайны он открыл, но вот сейчас
намертво застрял и уже не мог продвинуться в своих исследованиях ни на шаг. Он
тщетно пытался попросить помощи еще у какого-нибудь алхимика — все они были
люди чудаковатые, думали только о себе и почти всегда отказывали в совете и
содействии. Может быть, они так и не сумели постичь тайну Философского Камня и
оттого замыкались в себе?
Англичанин уже истратил на бесплодные поиски
часть отцовского наследства. Он ходил в самые лучшие на свете библиотеки,
покупал самые редкие, самые важные книги по алхимии — и вот в одной из таких
книг вычитал, что много лет назад знаменитый арабский алхимик побывал в Европе.
Уверяли, что ему больше двухсот лет, что он нашел Философский Камень и открыл
Эликсир Бессмертия. На англичанина это произвело сильное впечатление, но все бы
это так легендой и осталось, если бы один его приятель, вернувшись из
археологической экспедиции в пустыню, не рассказал ему о неком арабе, наделенном
сверхъестественными дарованиями. Живет он в оазисе Эль-Фаюм. Ему, по слухам,
двести лет, и он умеет превращать любой металл в золото.
Англичанин тотчас отменил все свои дела и
встречи, собрал самые нужные и важные книги — и вот он здесь, в дощатом бараке,
похожем на хлев, а за его стенами большой караван, который собирается идти
через пустыню Сахару, и путь его будет пролегать мимо оазиса Эль-Фаюм.
«Я должен своими глазами посмотреть на этого
проклятого алхимика», — подумал англичанин, и даже вонь верблюдов показалась
ему в эту минуту не такой уж невыносимой.
Тут к нему подошел молодой араб с дорожными
мешками за спиной и поздоровался с ним.
— Куда вы направляетесь? — спросил он.
— В пустыню, — отвечал англичанин и снова
взялся за чтение.
Ему было не до разговоров: надо вспомнить все,
что он выучил за десять лет; вполне возможно, что алхимик захочет проверить его
познания.
Юноша тем временем достал из заплечного мешка
книгу и тоже стал читать. Англичанин заметил, что книга испанская. «Это
хорошо», — подумал он, потому что по-испански говорил лучше, чем по-арабски.
Если этот юноша тоже отправится в Эль-Фаюм, можно будет с ним поговорить в
свободное время.
* * *
«Забавно, — думал тем временем Сантьяго, в
очередной раз перечитывая сцену похорон, которой начиналась книга. — Вот уж
почти два года, как я взялся за нее, а до сих пор не сдвинулся дальше этих
страниц».
Рядом не было царя Мелхиседека, и все равно он
не мог сосредоточиться. Кроме того, отвлекали его мысли о том, верное ли
решение он принял. Однако он понимал главное: решение в любом деле — это всего
лишь начало. Когда человек решается на что-то, то словно ныряет в стремительный
поток, который унесет его туда, где он никогда и не помышлял оказаться.
«Отправляясь на поиски сокровищ, я и не
предполагал, что буду работать в лавке, торгующей хрусталем. Точно так же этот
караван может оказаться моим решением, но путь его так и останется тайной».
Перед ним сидел европеец и тоже читал книгу.
Сантьяго он показался человеком несимпатичным: когда юноша вошел в барак, тот
поглядел на него неприязненно. Это, впрочем, ничего — они все равно могли бы
подружиться, если бы он не оборвал разговор.
Юноша закрыл книгу — ему ничем не хотелось
походить на этого иностранца. Вынул из кармана Урим и Тумим и стал перебирать
их.
— Урим и Тумим! — вскричал вдруг европеец.
Сантьяго поспешно спрятал камни.
— Не продаются, — сказал он.
— Да и стоят недорого, — ответил тот. —
Обыкновенные кристаллы, ничего особенного. На свете миллионы таких камешков,
однако человек понимающий сразу узнает Урим и Тумим. Но я и не подозревал, что
они встречаются в этих краях.
— Мне подарил их царь, — ответил юноша.
Чужеземец, словно лишившись дара речи,
дрожащей рукой достал из кармана два камня — такие же, как у Сантьяго.
— Ты говорил с царем, — сказал он.
— А ты ведь не верил, что цари говорят с
пастухами, — сказал Сантьяго, у которого пропала охота продолжать беседу.
— Наоборот. Пастухи первыми признали Царя,
когда его еще не знал никто в мире. Так что вполне вероятно: цари разговаривают
с пастухами, — и англичанин добавил, словно опасаясь, что юноша не понял: — Об
этом есть в Библии, в той самой книге, которая научила меня, как сделать Урим и
Тумим. Бог разрешал гадать только на этих камнях. Жрецы носили их на золотых
нагрудниках.
Теперь уж Сантьяго не жалел о том, что пришел
на склад.
— Быть может, это знак, — промолвил, как бы
размышляя вслух, англичанин.
— Кто сказал тебе о знаках? — интерес Сантьяго
рос с каждым мгновением.
— Все на свете — знаки, — сказал англичанин,
откладывая свою газету. — Давным-давно люди говорили на одном языке, а потом
забыли его. Вот этот-то Всеобщий Язык, помимо прочего, я и ищу. Именно поэтому
я здесь. Я должен найти человека, который владеет этим Всеобщим Языком.
Алхимика.
Разговор их был прерван появлением хозяина
склада.
— Повезло вам, — сказал этот тучный араб. —
Сегодня после обеда в Эль-Фаюм отправится караван.
— Но мне нужно в Египет! — воскликнул
Сантьяго.
— Эль-Фаюм находится в Египте. Ты откуда
родом?
Сантьяго ответил, что он из Испании.
Англичанин обрадовался: хоть и одет на арабский манер, а все же европеец.
— Он называет знаки везением, — сказал он,
когда хозяин вышел. — О, если бы я только мог, то написал бы толстенную
энциклопедию о словах «везение» и «совпадение». Именно из этих слов состоит
Всеобщий Язык.
И добавил, что встреча его с Сантьяго, тоже
обладающим камнями Урим и Тумим, была не простым совпадением. Потом
осведомился, не Алхимика ли разыскивает юноша.
— Я ищу сокровища, — ответил тот и,
спохватившись, прикусил язык.
Однако англичанин вроде бы не придал значения
его словам и только сказал:
— В каком-то смысле — я тоже.
