Но вот задрожала земля, Нил вышел из берегов.
То, что — казалось мне раньше — ко мне отношения не имеет, теперь коснулось и
меня. Соседи опасались, как бы разлив не смыл их оливковые деревья, жена
тревожилась за детей. Я с ужасом смотрел, как погибает все нажитое и
достигнутое.
Земля после того перестала родить — мне пришлось
добывать себе пропитание другим способом. Так я сделался погонщиком верблюдов.
Тогда и открылся мне смысл слов Аллаха: не надо бояться неведомого, ибо каждый
способен обрести то, чего хочет, получить — в чем нуждается.
Мы все боимся утратить то, что имеем, будь то
наши посевы или самая жизнь. Но страх этот проходит, стоит лишь понять, что и
наша история, и история мира пишутся одной и той же рукой.
* * *
Иногда встречались два каравана. И не было еще
случая, чтобы у одних путников не нашлось того, в чем нуждались другие. Словно
и впрямь все на свете написано одной рукой. Погонщики рассказывали друг другу о
пыльных бурях и, сев в кружок у костра, делились наблюдениями над повадками
пустыни.
Бывало, что к огню приходили и таинственные
бедуины, до тонкостей знавшие путь, которым следовал караван. Они
предупреждали, где нужно опасаться нападения разбойников и диких племен, а
потом исчезали так же молча, как появлялись, словно растворяясь во тьме.
* * *
Вот в один из таких вечеров погонщик подошел к
костру, у которого сидели Сантьяго и англичанин.
— Прошел слух, будто началась война между
племенами.
Наступила тишина. Сантьяго почувствовал, что,
хотя ни слова больше не было сказано, в воздухе повисла тревога. Еще раз
убедился он, что понимает беззвучный Всеобщий Язык.
Молчание нарушил англичанин, осведомившийся,
опасно ли это для них.
— Когда входишь в пустыню, назад пути нет, —
ответил погонщик. — А раз так, то нам остается только идти вперед. Остальное
решит за нас Аллах, он же и отведет от нас беду, — и добавил таинственное
слово: — Мактуб.
— Ты напрасно не обращаешь внимания на
караван, — сказал Сантьяго англичанину, когда погонщик отошел от них. —
Присмотрись: как бы ни петлял он, однако неуклонно стремится к цели.
— А ты напрасно не читаешь о мире, — отвечал
тот. — Книги заменяют наблюдения.
* * *
Люди и животные шли теперь быстрее. Если
раньше они проводили в молчании дни, а собираясь на привале у костров, вели
беседы, то теперь безмолвны стали и вечера. А потом Вожатый запретил разводить
костры, чтобы не привлекать к каравану внимания.
Чтобы спастись от холода, путники ставили
верблюдов и лошадей в круг, а сами ложились вповалку внутри его. Вожатый
назначал вооруженных часовых, которые охраняли бивак.
Как-то ночью англичанину не спалось. Он позвал
Сантьяго, и они начали прогуливаться вокруг стоянки. Светила полная луна, и
Сантьяго взял да и рассказал англичанину всю свою историю.
Особенно потрясло того, что юноша
способствовал процветанию лавки, где торговали изделиями из хрусталя.
— Вот что движет миром, — сказал он. — В
алхимии это называется Душа Мира. Когда ты чего-нибудь желаешь всей душой, то
приобщаешься к Душе Мира. А в ней заключена огромная сила.
И добавил, что это свойство не одних только
людей — все на свете, будь то камень, растение, животное или даже мысль,
наделено душой.
— Все, что находится на земле, постоянно
изменяется, потому что и сама земля — живая и тоже обладает душой. Все мы —
часть этой Души, но сами не знаем, что она работает на наше благо. Но ты,
работая в лавке, должен был понять, что даже хрусталь способствовал твоему
успеху.
Сантьяго слушал молча, поглядывая то на луну,
то на белый песок.
— Я видел, как идет караван через пустыню, —
сказал он наконец. — Он говорит с ней на одном языке, и потому-то она и
позволяет ему пройти через себя. Пустыня проверит и испытает каждый его шаг и,
если убедится, что он в безупречном созвучии с нею, допустит до оазиса. А тот,
кто наделен отвагой, но не владеет этим языком, погибнет в первый же день пути.
Теперь оба глядели на луну.
— Это и есть магия знаков, — продолжал
Сантьяго. — Я вижу, как проводники читают знаки пустыни, — это душа каравана
говорит с душой пустыни.
После долгого молчания подал наконец голос и
англичанин:
— Мне стоит обратить внимание на караван.
— А мне — прочесть твои книги, — отвечал
юноша.
* * *
Странные это были книги. Речь в них шла о
ртути и соли, о драконах и царях, но Сантьяго, как ни старался, не понимал
ничего. И все же одна мысль, повторявшаяся во всех книгах, до него дошла: все
на свете — это разные проявления одного и того же.
Из одной книги он узнал, что самые важные
сведения об алхимии — это всего несколько строчек, выведенных на изумруде.
— Это называется «Изумрудная скрижаль», —
сказал англичанин, гордый тем, что может чему-то научить своего спутника.
— Но для чего же тогда столько книг?
— Для того, чтобы понять эти несколько
строчек, — отвечал англичанин не слишком уверенным тоном.
* * *
Больше всего заинтересовала Сантьяго книга,
рассказывающая о знаменитых алхимиках. То были люди, посвятившие всю свою жизнь
очистке металлов в лабораториях: они верили, что, если в продолжение многих и
многих лет обрабатывать какой-нибудь металл, он в конце концов потеряет все
свойства, присущие ему одному, и обретет Душу Мира. И ученые тогда смогут
постичь смысл любой вещи, существующей на земле, ибо Душа Мира и есть тот язык,
на котором все они говорят между собой. Они называют это открытие Великим Творением,
а состоит оно из двух элементов: твердого и жидкого.
— А разве недостаточно просто изучать людей и
знаки, чтобы овладеть этим языком? — осведомился Сантьяго.
— Как ты любишь все упрощать! — раздраженно
ответил англичанин. — Алхимия — наука серьезная. Она требует, чтобы каждый шаг
совершался в полном соответствии с тем, как учат мудрецы.
Юноша узнал, что жидкий элемент Великого
Творения называется Эликсир Бессмертия — он, помимо того что продлевает век
алхимика, исцеляет все болезни. А твердый элемент — это Философский Камень.
