— Пусть Аллах явит все свое могущество, —
ответил вождь. — Я хочу увидеть, как человек обернется ветром.
Однако имена тех, кто выказал страх, он
запомнил. И решил, когда ветер уляжется, снять обоих с должности, ибо людям
пустыни страх неведом.
* * *
— Ветер сказал мне, что ты знаешь любовь, —
обратился Сантьяго к солнцу. — А если так, то должно знать и Душу Мира — она
ведь сотворена из любви.
— Отсюда мне видна Душа Мира, — отвечало
солнце. — Она обращается к моей душе, и мы вместе заставляем травы расти, а
овец переходить с места на место в поисках тени. Отсюда — а это очень далеко от
вашего мира — я научилось любить. Я знаю, что если хоть немного приближусь к
Земле, все живое на ней погибнет, и Душа Мира перестанет существовать. И мы
издали глядим друг на друга и издали любим друг друга. Я даю Земле жизнь и
тепло, а она мне — смысл моего существования.
— Ты знаешь любовь, — повторил Сантьяго.
— И знаю Душу Мира, потому что в этом
нескончаемом странствии во Вселенной мы с ней много разговариваем. Она
рассказала мне, в чем главная ее трудность: до сих пор лишь камни и растения
понимают, что все на свете едино. И потому не требуется, чтобы железо было
подобно меди, а медь ничем не отличалась от золота. У каждого свое точное
предназначение в этом едином мире, и все слилось бы в единую симфонию Мира,
если бы Рука, которая написала все это, остановилась в пятый день Творения.
Однако был и шестой.
— Ты мудро, — ответил юноша, — ибо все видишь
издали. Но ты не знаешь, что такое любовь. Не было бы шестого дня Творенья — не
появился бы человек. И медь так и оставалась бы медью, а свинец — свинцом. Да,
у каждого Своя Стезя, но когда-нибудь она будет пройдена. А потому надо
превратиться во что-то иное, начать новую Стезю. И так до тех пор, пока Душа
Мира в самом деле не станет чем-то единым.
Солнце призадумалось и стало сиять ярче.
Ветер, получавший удовольствие от этого разговора, тоже задул сильней, спасая
Сантьяго от ослепительных лучей.
— Для того и существует алхимия, — продолжал
Сантьяго. — Для того чтобы каждый искал и находил свое сокровище и хотел после
этого быть лучше, чем прежде. Свинец будет исполнять свое назначение до тех
пор, пока он нужен миру, а потом он должен будет превратиться в золото. Так
говорят алхимики. И они доказывают, что, когда мы стараемся стать лучше, чем
были, все вокруг нас тоже становится лучше.
— А с чего ты взял, будто я не знаю, что такое
любовь? — спросило солнце.
— Да ведь когда любишь, нельзя ни стоять на
месте, как пустыня, ни мчаться по всему свету, как ветер, ни смотреть на все
издали, как ты. Любовь — это сила, которая преображает и улучшает Душу Мира.
Когда я проник в нее впервые, она мне показалась совершенной. Но потом я
увидел, что она — отражение всех нас, что и в ней кипят свои страсти, идут свои
войны. Это мы питаем ее, и земля, на которой мы живем, станет лучше или хуже в
зависимости от того, лучше или хуже станем мы. Вот тут и вмешивается сила
любви, ибо, когда любишь, стремишься стать лучше.
— Ну, а от меня чего ты хочешь?
— Помоги мне обернуться ветром.
— Природа знает, что мудрее меня ничего нет на
свете, — ответило солнце, — но и я не знаю, как тебе обернуться ветром.
— К кому же тогда мне обратиться?
Солнце на миг задумалось: ветер,
прислушивавшийся к разговору, тотчас разнесет по всему свету, что мудрость
светила не безгранична. А кроме того, неразумно было бы бежать от этого юноши,
говорившего на Всеобщем Языке.
— Спроси об этом Руку, Написавшую Все, —
сказало оно.
* * *
Ветер ликующе вскрикнул и задул с небывалой
силой. Несколько шатров было сорвано, привязанные лошади оборвали поводья, люди
на скале вцепились друг в друга, чтобы не слететь.
* * *
Сантьяго повернулся к Руке, Написавшей Все, и
сейчас же ощутил, как Вселенная погрузилась в безмолвие. Он не осмелился
нарушить его.
Потом сила Любви хлынула из его сердца, и он
начал молиться. Он ни о чем не просил в своей молитве и вообще не произносил ни
слова, не благодарил за то, что овцы нашли пастбище, не просил ни посылать в
лавку побольше покупателей хрусталя, ни чтобы женщина, которую он повстречал в
пустыне, дождалась его. В наступившей тишине он понял, что пустыня, ветер и
солнце тоже отыскивают знаки, выведенные этой Рукой, тоже стараются пройти
Своей Стезей и постичь написанное на одной из граней изумруда. Он понял, что знаки
эти рассеяны по всей Земле и в космосе и внешне в них нет никакого значения и
причины. Ни пустыни, ни ветры, ни солнца, ни люди не знают, почему они были
созданы. Только у Руки, Создавшей Все, были для этого причины, и только она
способна творить чудеса: превращать океаны в пустыни, а человека — в ветер. Ибо
она одна понимала, что некий замысел влечет Вселенную туда, где шесть дней
Творения превращаются в Великое Творение.
И юноша погрузился в Душу Мира, и увидел, что
она — лишь часть Души Бога, а Душа Бога — его собственная душа. И он может
творить чудеса.
* * *
Самум дул в тот день как никогда. И из
поколения в поколение будет передаваться легенда о юноше, который превратился в
ветер и едва не уничтожил весь лагерь, бросив вызов самому могущественному
военачальнику пустыни.
Когда же ветер стих, все поглядели туда, где
стоял юноша, но его там уже не было. Он находился на другом конце лагеря, рядом
с часовым, полузасыпанным песком.
Колдовская сила напугала всех. Лишь двое
улыбались: Алхимик, гордившийся своим учеником, и вождь племени — он понимал,
что ученик этот осознал могущество Всевышнего.
На следующий день он отпустил Сантьяго и
Алхимика на все четыре стороны и дал им в провожатые одного из своих воинов.
* * *
Они ехали весь день, а когда стало смеркаться,
Алхимик отправил воина обратно и слез с коня.
— Дальше поедешь один, — сказал он Сантьяго. —
До пирамид три часа пути.
— Спасибо тебе, — отвечал юноша. — Ты научил
меня Всеобщему Языку.
— Я просто напомнил тебе то, что ты знал и без
меня.
Алхимик постучал в ворота монастыря. К нему
вышел монах в черном, они о чем-то коротко переговорили по-коптски, и Алхимик
пригласил Сантьяго войти.
— Я сказал, что ты мне поможешь.
