Поэтому он открыл глаза и огляделся по сторонам. То, что находился он в больничной палате, его не удивило – только так можно было объяснить хорошее самочувствие. Рядом мягко гудели датчики, в вену был введен катетер с капельницей, еще он заметил пару повязок на руках. Но это мелочи, похоже, ничего непоправимого не случилось…
Он не пытался угадать, как был спасен. Это возвращало его к необходимости снова погружаться в разрушительные воспоминания, поэтому Матиас хотел услышать это от кого-то другого.
– Эй! – позвал Матиас. Голос звучал совсем слабо. – Есть здесь кто?
Пару секунд ничего не происходило, потом в палату заглянула молодая медсестра, улыбнувшаяся ему:
– Проснулись уже, герр Штайн? Это замечательно! Доктор предполагал, что вы сегодня проснетесь. Я позову его.
Матиас только кивнул. Он пытался по собственным ощущениям понять, что происходит – и произошло! – с его телом. Открытия не радовали, но и не слишком угнетали.
Врач не заставил себя долго ждать. Им оказался суетливый, неразговорчивый мужчина фактически пенсионного возраста. Чувствовалось, что дело свое он знал, а вот к беседам был не склонен.
– У вас запущенный бронхит, – только и буркнул он. – На фоне сильнейшего переохлаждения. Незначительное истощение. Легкие поверхностные травмы и сотрясение мозга. Жить будете, скоро на ноги поставим.
– Это радует, но я хочу знать, что со мной произошло!
– С этим – не ко мне.
– А к кому?
– Друг ваш здесь. Если чувствуете себя нормально, я его позову. С ним и говорите!
– Зовите.
Еще не видя, кто пришел к нему, Матиас уже знал. Из всех его друзей только один стал бы дежурить в больнице.
И точно, Марк не разочаровал.
– Ну привет, пропащий ты элемент, – усмехнулся он, присаживаясь на стул возле кровати. – Живучий ты! Я когда тебя увидел, вообще за труп принял… Но каких-то три дня – и с тобой уже можно говорить!
– Прошло три дня? Ты издеваешься? И только теперь я пришел в сознание?
– Что тебя так удивляет? Брат, ты конкретно попал!
Неожиданно Матиас вспомнил то, о чем должен предупредить в первую очередь:
– Марк, это Верена! Верена замешана в этом! Ты…
– Я знаю, – прервал его друг. – Я уже все знаю…
– Ты должен знать… больше, чем полиция, так?
Марк ничего не ответил, но его взгляд говорил о многом. Полиция вряд ли тут разберется, он – другое дело. Потому что только теперь, с очистившимся сознанием, Матиас сообразил, кому принадлежал голос его спасителя.
За ним пришла Ева.
– Это ведь она сделала, да?
– Она, – кивнул Марк. – Только я попросил бы тебя не говорить об этом полиции. Они не поймут.
– Я не собираюсь никому ничего говорить, у меня перед ней должок. Но для себя я хочу в полной мере понимать… Что случилось и как, черт возьми, она это провернула…
Здесь Марк возражать не стал и рассказал все, что было ему известно.
Судя по тому, что сказали в ходе допросов подружки Верены, она была знакома с Хильдой не очень хорошо. Просто почувствовала, что это человек, который может помочь в такой ситуации, потому что очень не любит мужчин. Слишком уж Верене хотелось избавиться от Матиаса, которого она считала главной преградой на пути к Марку!
О том, почему Хильда не любит мужчин, она не думала. Не знала и того, что ее знакомая проявляет агрессию в отношении не всех представителей сильного пола. Так что Верене повезло совершенно случайно – и в той же степени не повезло Матиасу.
Хильда до восьми лет росла во вполне нормальной любящей, пусть и неполной, семье, пока ее мать не вышла замуж повторно и у девочки не появился отчим. Человеком любящим и понимающим его нельзя было назвать даже с натяжкой. Если он в чем и преуспел, так это в работе: несмотря на неряшливость и склонность к алкоголю, его ферма процветала. А вот личная жизнь служила для него скорее инструментом собственного развлечения.
Жену он стал поколачивать почти сразу, но она смирилась. Робкая, мягкая, почти безвольная по своей натуре, в глубине души она была рада подчиниться властному мужу. А на повышенный интерес к дочери ей было удобней всего закрывать глаза.
Для Хильды же события разворачивались печально. За малейшую оплошность отчим мог цепями приковать ее к стенке амбара, в окружении лошадей и заставить провести так от нескольких часов до нескольких дней. Избиения тоже перестали быть редкостью. Однажды девочка в порыве отчаяния попробовала жаловаться матери, но та лишь отвела ее к отчиму – для дополнительного наказания за ябедничество. Все пошло по кругу, Хильда просто замкнулась, смирилась с тем, что такой будет ее жизнь.
Однако отчим не желал останавливаться. Малолетняя падчерица все больше привлекала его, и однажды он сорвался окончательно. Он изнасиловал ребенка прямо на заляпанном грязью и навозом полу конюшни. И вот тогда с Хильдой произошло то, что психологи позже охарактеризовали как «нервный срыв». Она просто запорола отчима вилами для навоза.
Естественно, дело не осталось без внимания, вскрылись все подробности жизни ребенка. Мать Хильды лишили родительских прав и отправили за решетку. Она не протестовала – без «любимого» она уже не представляла себе жизни на самом банальном, бытовом уровне. В тюрьме женщина не протянула и двух лет – повесилась.
Хильда же оказалась в психиатрической лечебнице. Там она дождалась своего совершеннолетия и вышла на свободу, чтобы вернуться на ферму, доставшуюся ей по наследству. Врачи считали, что она здорова.
А она была лишь очень разборчива в своей ненависти. Всех мужчин на свете Хильда не прокляла, потому что в глубине ее души остался положительный образ собственного неизвестного ей отца – такого, каким она хотела его видеть. Он уравновешивал образ отчима. Так что ярость девушки переключилась на тех мужчин, которые, по ее мнению, рушат семьи и ломают жизни маленьких детей.
Как раз в этом свете Верена представила ей Матиаса. Он, видите ли, не дает объединиться двум любящим сердцам и лишает маленького Стефана папочки! К этому моменту Хильда уже успела расправиться с несколькими «неугодными». Она наловчилась похищать людей, заметать следы, прятать трупы и обманывать полицию. Поэтому и избавиться от Матиаса Штайна согласилась безо всяких сомнений, лишь для прикрытия пообещав, что сначала поговорит с ним – ей казалось, что известие о неминуемой смерти напугает собеседницу. Верена представлялась ей эдаким ангелом, беспомощным и угнетенным. То, с каким энтузиазмом этот «ангел» требовал убить Матиаса, Хильда проигнорировала, приняв за банальную обиду.
Они проследили за Матиасом, выбрали удобный момент для похищения. И если Хильда еще сомневалась, стоит ли привлекать к такому сомнительному мероприятию ребенка, то его собственная мать подобных терзаний не испытывала. На пути к своей цели она готова была задействовать любые средства.
