– Дылды, – уточнил Бруно.
– Да. Дылды. Точно, дылды! – Липов с готовностью закивал головой. – Но на экране они будут выглядеть в точности как вы. По росту. Понимаете, вся фишка в том, что они как бы за вас, несмотря на то что, э-э…
– Несмотря на то, что они дылды, – сказал Бруно.
– Точно. Да.
– Тогда лучше снимите боксера этого, Кукуева, – посоветовал Бруно.
Потом не заладились дела у английского клуба, получившего в футбольных кулуарах прозвище «Трепетуны». Клуб проиграл две важные встречи подряд, впереди маячила третья встреча, какой-то Суперкубок или что-то в этом роде. У Романыча расшалилась печень, началась мигрень, он поругался с Машкой и в конце концов полетел в Лондон навалять тренеру-итальянцу п…дюлей. Бруно сопровождал его в этой поездке. Таким образом, на несколько дней тема партийного строительства была закрыта. Все темы были закрыты, кроме футбольной.
В Южной Англии, как и положено, моросил колючий дождь. Романыч вместе с Бруно, адвокатами и местной охранной командой (два джипа и «Бентли») целый день колесили между Кобхэмом, где располагалась тренировочная база «Трепетунов», и Лондоном, где, по некоторым сведениям, скрывался от Романычева гнева Луиджи, тот самый тренер. В конце концов его нашли в одном из итальянских ресторанов – он был пьян в сопли, мечтательно улыбался и то порывался обнять Романыча, то хватал его за грудки. Кругом было много итальянцев. Они что-то горячо доказывали Романычу и его свите; некоторые их них выглядели как настоящие мафиози. Покидать ресторан Луиджи решительно отказывался, что, надо признать, было с его стороны весьма разумно.
Тогда Романыч обратился к своим охранникам и адвокатам:
– Значит, так. Вы все идете на улицу и садитесь в машины. А мы с Бруно проводим Луиджи в туалет. Правда, Луиджи?
Луиджи посмотрел на маленького Бруно, улыбнулся и кивнул.
Через минуту Бруно катал его ногами по полу туалета, танцевал гопака на почках и окунал головой в унитаз. По лицу старался не бить.
– Я – человек-ядро! Ты – человек-мяч! По мячу бьют, а ядро бьет само! Я – главнее! – приговаривал он.
Потом Луиджи усадили под горячий фен, Бруно его держал, Романыч произнес короткую речь на английском. Потом он дал Луиджи какие-то бумаги, и тот их сразу подписал. Из ресторана они вышли через черный ход.
– Я уволил Луиджи, – объявил Романыч, когда они сели в «Бентли». – У нас будет другой тренер. Послезавтра я возвращаюсь в Москву.
Утром следующего дня на базе в Колхэме Романыч представил команде нового тренера. Это был рыжий испанец, неожиданно полный и в очках. Звали его Мигель.
– Я очень-очень рад работать с такой сильной командой и таким человеком, как Семен Трепетов! – сказал Мигель в своей краткой речи. – Я считаю, что у нашего клуба начинаются новые, лучшие времена!
Бруно смотрел на этого Мигеля и в общем-то не сомневался, что и он очень скоро будет кататься по полу в уборной (очень возможно, что это будет уборная испанского ресторана). Что-то в его внешности подсказывало именно такой итог. Ну, да и ладно. Бруно ничего не имел против.
Как только вопрос с тренером решился, Романыч сразу почувствовал себя лучше – мигрень прекратилась, печень успокоилась. Он закатил праздничный ужин в «Gordon Ramsay» с шотландскими вальдшнепами, йоркширским пудингом и морем старого виски. В меню и карте вин крупными буквами было прописано, что обслуживание в ресторане ведется по системе а-ля рюсс. То есть «по-русски». Как выяснилось, ничего страшного в этом нет и означало лишь то, что все заказанные блюда подаются к столу не сразу, а в две-три перемены, чтобы, как говорится, с пылу с жару. Вот во время одной из перемен Романыч и сказал Бруно:
– Кстати, поздравляю! Сегодня звонил Липов, проинформировал, что учредительное собрание прошло успешно, тебя единогласно выбрали председателем партии!
– Какой партии? – уточнил Бруно, приканчивая вальдшнепа.
– Партии маленьких людей, сокращенно – ПМЛ. Решили оставить это название.
Бруно сделал хороший глоток «Бушмиллса», вытер рот и сказал:
– Ничё, мне нравится. Правильное название. Председатель – это типа вождь?
– Да, – сказал Романыч.
– Значит, теперь я еще человек-вождь!
Бруно сразу надулся, как индюк.
– А где собрание было-то? – буркнул он недовольно. – Почему я об этом в последнюю очередь узнаю?
– Я сам не знаю, Бруно. Может, оно в Москве было. А может, в каком-нибудь Урюпинске. Скорее всего, его и не было на самом деле! – Трепетов похлопал карлика по плечу. – Да это и неважно! Не переживай! Липов хорошо знает свое дело, это уже девятая партия, которой он занимается!
– Сдается мне, мутноватый он чел! – озаботился вдруг Бруно. – Как бы не обосрал нам все дело! Кстати, какой у него телефон?
Трепетов пожал плечами.
– Айфон, наверное. Что-то в этом роде. А что?
– Ничего, – сказал Бруно, сдвинув брови. – То есть плохо. Люди с айфонами часто пытались меня нае… Обмануть то есть. Но это ничего!
Так же быстро, как он впал в беспокойство, сейчас Бруно неожиданно воспрянул духом.
– Если что, я Липова закажу! Маслину в башку – и все проблемы! Ведь теперь я вождь! Председатель партии! Верно?
– Пока что ты председатель незарегистрированной партии, – поправил его Трепетов.
– А что это значит? – Бруно насторожился. – Я еще не могу никого заказать? А когда ее зарегистрируют?
– Завтра Липов отнесет документы в Минюст.
– Точно отнесет? Не заныкает?
– Нет. Ему за это деньги платят.
Бруно покачал головой, всем видом показывая, что так-то оно так, но, по его мнению, это ничего не значит. Деньги всем платят, а они норовят украсть, обмануть или еще чего похуже…
– А много денег?
– Много или мало, тебя это не должно волновать, – сказал Трепетов. – Деньги не твои, и платишь не ты.
Бруно немного смутился, но постарался не терять своей важности.
– И то правда! – солидно заметил он.
Первая экспедиция
– Там все настроено. Нажал «рек», нажал «стоп». Подсветка. Зум. Режим «дата-время». Батарея полная. Разберетесь, короче. Держи.
Лев Николаевич передал камеру Пальцу, тот сразу сунул ее в рюкзак. Она и в самом деле оказалась довольно компактной, не больше обычного фотоаппарата. И весила как пакет чипсов.
Лев Николаевич посмотрел на часы.
– Когда вас ждать?
Палец пожал плечами.
– Кто знает? Это «минус». Может, сутки, может, больше…
И вздохнув, добавил:
– Если все пойдет хорошо.
