И ради того, чтобы не трогаться с места, я
выдержал долгую и ожесточенную борьбу с самим собой. И мало-помалу снедавшая
меня жажда деятельности сменилась созерцательным настроением. Вот тогда я начал
слышать голос своей души – или интуиции, или «первичных эмоций», смотря по
тому, во что вы верите. И эта часть меня безумно хочет высказаться, но я вечно
занят и мне не до нее.
В моем случае не танец, а полнейшее безмолвие,
отсутствие 'Малейшего звука, тишина и неподвижность помогли мне вступить в
контакт с самим собой. Можете мне не верить, но я нашел ключ к решению многих
проблем, не дававших мне покоя, хотя именно в те минуты, когда я сидел здесь,
они отодвинулись в какую-то дальнюю даль. Я не увидел Господа, но отчетливо
осознал, какие решения следует принять.
Прежде чем уплатить по счету, генеральный
предложил мне направить Афину в Дубай, где наш банк открывал свое отделение и
риски были значительны. Как первоклассный менеджер, он понял, что я уже усвоил
все, что требовалось, и теперь эта сотрудница могла бы принести больше пользы в
другом месте. Сам того не зная, он помог мне выполнить мое обещание.
Вернувшись в Лондон, я тотчас предложил Афине
новую должность, и она согласилась без колебаний. Сказала, что свободно говорит
по-арабски (я знал о ее происхождении). Но работать ей предстоит не с местными,
а с иностранцами, ответил я и поблагодарил ее за помощь. Она не проявила ни
малейшего интереса к моей барселонской лекции и спросила только, когда ей надо
быть готовой к отъезду.
Я и сейчас не знаю, соответствует ли
действительности ее рассказ о женихе из Скотланд-Ярда. Будь это так, ее убийцу
давно бы уже схватили – ибо я не верю ни единому слову из того, что понаписали
газеты насчет этого преступления. Я очень хорошо разбираюсь в финансовом
строительстве, я могу даже позволить себе роскошь сказать, что танец помогает
банковским клеркам работать лучше, но никогда не пойму, почему лучшая в мире
полиция одних убийц хватает, а других оставляет на свободе.
Впрочем, сейчас это уже не имеет значения.
Набиль Альайхи, возраст неизвестен, бедуин
Что говорить, приятно узнать, что моя
фотография висела у Афины на почетном месте. Но я не верю, что моя наука могла
хоть в чем-то ей пригодиться. Она приехала сюда, в самое сердце пустыни, с
трехлетним сыном на руках. Открыла сумку, вытащила магнитофон и села у моего
шатра. Я знал, что городские называют мое имя чужестранцам, охочим до местной
кухни, и сразу сказал, что, мол, до ужина еще далеко.
– Я не за тем сюда приехала, – отвечала она. –
Ваш племянник Хамид – клиент банка, где я работаю, – сказал мне, что вы –
мудрец.
– Хамид – молод и глуп. Говорит, что я мудр,
но никогда не следует моим советам. Пророк Мухаммед, да пребудет с ним
благословение Бога, вот он был истинно мудр.
Потом я указал на ее машину:
– Не стоит водить машину по незнакомой местности.
И тем более – без проводника.
Вместо ответа она включила магнитофон. В
следующее мгновение я видел только, как эта женщина запорхала над песчаными
барханами. Сын глядел на нее с радостным изумлением. Музыка заполняла,
казалось, все пространство пустыни. Завершив танец, она спросила, понравилось
ли мне.
Я сказал – понравилось. В нашей религии есть
ответвление, приверженцы которого танцуют, чтобы встретиться с Аллахом,
благословенно будь Его Имя! (Название этого течения в исламе – суфизм. – Прим.
ред.)
– Ну, хорошо, – сказала женщина, чье имя было
– Афина. – С первых дней жизни я чувствовала, что должна приблизиться к Богу,
но постоянно удаляюсь от него. Музыка была одним из путей, ведущих к нему, но
этого недостаточно. Всякий раз, как я начинаю танцевать, я вижу свет, и свет
этот велит мне идти дальше. Я больше не могу учиться у себя самой – теперь мне
нужен тот, кто научит меня остальному.
– Аллах в милосердии своем всегда рядом с
нами, – ответил я. – Живи достойно, и этого будет достаточно.
Но слова мои не убедили женщину. Тогда я
сказал, что занят и мне надо готовить ужин для туристов, которые скоро
появятся. Но Афина ответила, что согласна ждать, сколько надо.
– А ребенок?
– Не беспокойтесь о нем.
Занимаясь обычными своими делами, я то и дело
поглядывал на мать и сына: казалось,что они сверстники, – наперегонки носились
по пустыне, катались в песке, играли. Тут проводник привел трех немецких
туристов. За ужином они попросили пива, и мне пришлось ответить, что вера не
позволяет мне ни пить самому, ни подавать другим спиртное. Я пригласил Афину и
ее ребенка отведать моего угощения, и один из туристов очень оживился при
неожиданном появлении женщины. Сказал, что очень богат, собирается купить здесь
земли, ибо верит, что у здешних мест – большое будущее.
– Я тоже в это верю, – отвечала она.
– Так, может быть, мы с вами отойдем в
сторонку и без помехи обсудим возможность…
– Нет, – прервала она его и протянула свою
визитку. – Если угодно, вот мой банк.
Туристы вскоре уехали, а мы сели у входа в
шатер. Мальчик уснул. Я принес одеяла. Мы загляделись на звездное небо. Долгое
молчание прервал ее вопрос:
– Так почему же Хамид считает вас мудрецом?
– Потому, должно быть, что я наделен большим
терпением, нежели он. В свое время я пытался преподать ему свое искусство, но
Хамида интересовало только, как бы заработать – побольше и побыстрее. Теперь,
наверно, он уверен, что мудрее меня: у него есть квартира и яхта, а я сижу
посреди пустыни, обслуживая редких туристов. Ему невдомек, что мне нравится то,
что я делаю.
– Боюсь, вы ошибаетесь: было бы невдомек – не
стал бы рассказывать о вас всем и каждому, причем – с большим уважением. А что
вы называете «своим искусством»?
– Сегодня я видел, как ты танцуешь. Я делаю то
же самое, только движется не тело, а буквы, – ответил я.
Мои слова удивили ее.
– Я приближаюсь к Аллаху – благословенно будь
Его Имя! – через каллиграфию, через поиски совершенного смысла для каждого
слова. Одна-единственная буква требует, чтобы мы вложили в нее всю таящуюся в
ней силу – так, словно мы вырезаем или высекаем ее значение. И когда священные
тексты будут написаны, в них пребудет душа человека, послужившего орудием для
того, чтобы они распространились по всему свету. И не только священные тексты –
все, что мы доверяем бумаге. Ибо рука, выводящая строчки, есть отражение души
пишущего.
– Вы научите меня тому, что знаете сами?
