Знаю только одно: с той минуты символы стали
возникать повсюду, ибо разговор этот открыл мне глаза. Мне нелегко это далось,
но все же однажды вечером я сообщил домашним, что, хотя у меня есть все, о чем
только может мечтать человек, я несчастлив, ибо родился на свет, чтобы стать
кузнецом. «Ты родился цыганом, – возмущенно вскричала жена, – ты претерпел
столько унижений, чтобы достичь того, что достиг, а теперь хочешь вернуться
назад?!» А сын был страшно доволен, потому что ему тоже нравились деревенские
кузницы, а вот научные лаборатории в больших городах он терпеть не мог.
И я начал делить время между биологическими
исследованиями и работой в подручных у кузнеца. Я сильно уставал, но жилось мне
веселей, чем прежде. И пришел день, когда я уволился и открыл собственную
кузню. Поначалу дела шли плохо: стоило мне лишь поверить в жизнь, как положение
наше ухудшилось. Но однажды, работая, я заметил перед собой символ.
Я получаю необработанный кусок железа и должен
превратить его в деталь автомобиля, кухонной утвари или какой-нибудь
сельскохозяйственной машины. Как это делается? Прежде всего, заготовка при
адской температуре раскаляется докрасна. Затем я беру самый тяжелый молот и
несколькими безжалостными ударами придаю ей нужную форму. Затем погружаю в
бадью с холодной водой, и вся кузница окутывается шипящим паром, а железка трещит
и вопит от резкого перепада температур.
Все это надо повторять до тех пор, пока не
добьешься своего, – одного раза недостаточно.
Кузнец надолго замолчал, потом закурил и
продолжил:
– Бывает так, что железо, попавшее ко мне в
руки, не выдерживает такого обращения. От смены жара и холода, от ударов оно
покрывается трещинами. И я знаю, что уже никогда не станет оно хорошим лемехом
для плуга или валом. И тогда я просто отбрасываю его в кучу лома, которую ты
видела у дверей моей мастерской.
Еще немного помолчав, он заговорил снова:
– Я знаю – Бог калит меня в пламени скорбей.
Принимаю тяжелые удары молота, которые наносит мне жизнь. Порою чувствую себя
таким же холодным, как вода, которой мучаю железо. Но прошу только об одном:
«Боже мой, Мать моя, не отступайся, пока не придашь мне форму, желанную тебе.
Делай, как сочтешь нужным и столько времени, сколько понадобится, – но только
не выбрасывай меня в груду никчемных душ».
* * *
Когда завершился мой разговор с этим
человеком, я, хоть и не вполне еще протрезвела, поняла, что отныне жизнь моя
изменится. В подоплеке всего того, что мы познаем, лежит Традиция, и мне
предстоит отправиться на поиски людей, которые сознательно или инстинктивно
сумели обнаружить женскую ипостась Бога. Надо не поносить власти и их
политические манипуляции, а делать то, что мне и вправду хотелось. А хотелось
мне лечить людей.
Ресурсов никаких не имелось, и потому я
сблизилась кое с кем из местных жителей, и они открыли мне мир лекарственных
трав. Я стала сознавать, что существует народная традиция, уходящая корнями в
седую старину и передаваемая из поколения в поколение через опыт, а не через
набор технических приемов. Благодаря ей я сумела пройти гораздо дальше, нежели
позволяли мои дарования, ведь теперь я находилась здесь не потому, что
выполняла задание моих университетских руководителей, или способствовала
экспорту оружия, или невольно пропагандировала какую-то политическую партию.
А потому, что мне нравилось лечить людей.
Я стала ближе к природе, к фольклору, к
растениям. Вернувшись в Англию, спрашивала врачей: «Вы всегда точно знаете,
какое лечение назначить, или иногда руководствуетесь интуицией?» И едва ли не
все – ну, разумеется, после того, как лед отчуждения был сломан, – отвечали,
что часто слышали некий голос, слышали и слушались его, а если пренебрегали им,
лечение не шло. Конечно, они использовали весь арсенал современной медицины,
однако знали – есть угол, темный закуток, где и сокрыт истинный смысл
исцеления. И наилучшие решения принимались порой словно бы по наитию.
Мой хранитель вывел мой мир из равновесия,
хоть и был всего лишь цыганом-кузнецом. У меня возникло обыкновение хотя бы раз
в год приезжать к нему в деревню и обсуждать с ним, насколько меняется жизнь у
нас перед глазами, как только мы решаемся взглянуть на вещи по-иному. Иногда я
встречала там и других его учеников, и мы рассказывали друг другу о наших
страхах, о наших победах. Хранитель говорил: «Мне тоже бывает страшно, но в
такие минуты я открываю мудрость, находящуюся вне меня, и делаю следующий шаг».
Я много зарабатываю, практикуя в Эдинбурге, а
зарабатывала бы еще больше, если бы переехала в Лондон. Но предпочитаю
наслаждаться жизнью. Делаю, что нравится: сочетаю старинные способы лечения с
самыми новейшими методиками. Пишу по этому поводу исследование, и многие
представители «научного сообщества», прочитав мои статьи в медицинских
журналах, решились наконец делать то, на что прежде не отваживались.
Не верю, что источник всех зол – это голова:
нет, болезни существуют реально. Считаю, что изобретение антибиотиков и
антивирусных препаратов – это огромный шаг вперед. Не собираюсь лечить
аппендицит медитацией – тут понадобится своевременное и умелое хирургическое
вмешательство. Сочетаю смелость и осторожность, технологию – с наитием. И
достаточно благоразумна, чтобы не рассуждать об этом здесь, иначе меня
немедленно объявят знахаркой, и тем самым многие жизни, которые могли бы быть
спасены, будут загублены.
Впадая в сомнения, прошу помощи у Великой
Матери. И Она ни разу еще не оставляла меня без ответа. Но неизменно советует
мне быть скромной, и по крайней мере два или три раза я давала тот же совет
Афине.
Но она, пребывая в ослеплении от только что
открытого ею мира, не послушалась.
Лондонская газета от 24 августа 1994
ВЕДЬМА С ПОРТОБЕЛЛО
ЛОНДОН (© Jeremy Lutton)
Это – одна из причин, по которой я не верю в
Бога. Посмотрите лучше, как ведут себя те, кто верит!» Так отреагировал Роберт
Уилсон, коммерсант с Портобелло-роуд.
Эта лондонская улица, известная во всем мире
своими антикварными магазинами и субботними распродажами подержанных вещей,
вчера вечером превратилась в поле битвы. Потребовалось вмешательство не менее
пятидесяти полицейских из Кенсингтона и Челси, чтобы охладить страсти, однако
пять человек все же пострадали – к счастью, несерьезно. Причиной побоища,
продолжавшегося около двух часов, стал призыв преподобного Йена Бака покончить
с «культом сатаны, свившим себе гнездо в самом сердце Англии».
