Понадобилось усилие, чтобы выйти из транса,
который пока еще не успел сказать мне ничего особенного, не позволил увидеть
богов, ауры, призраков. Он просто осенил меня благодатью, в которой я так
нуждалась. Я вновь сосредоточилась на происходящем в эту минуту, на юной
женщине рядом, на ритуале, ожидавшем свершения.
– Как твоя ученица?
– Трудно с ней. Но если бы было легко, я не
смогла бы научиться тому, что требуется мне.
– Какие же дарования она развивает?
– Разговаривает с существами из параллельного
мира.
– Подобно тому, как ты разговариваешь с
Айя-Софией?
– Нет. Ты же знаешь, что Айя-София – это Мать,
обнаружившая во мне свое присутствие. А Андреа разговаривает с невидимыми
существами.
Я уже поняла, но хотела все же удостовериться.
Афина была сегодня молчаливей, чем обычно. Я поднялась, открыла сумку, достала
оттуда пучок специально отобранных трав, бросила его в тлеющий костер.
– Дерево заговорило, – сказала Афина как о
чем-то само собой разумеющемся: и это было хорошо – значит, чудеса стали
неотъемлемой частью ее жизни.
– И что же оно говорит?
– Сейчас ни о чем… Просто шумит.
Спустя минуту она уловила песню, звучащую в
костре.
– Какая прелесть!
Передо мной была девочка – не жена и не мать.
– Стой так! Не старайся сосредоточиться или
следовать за мной или понять мои слова. Расслабься, почувствуй, что тебе
хорошо. Иногда нам больше и нечего ждать от жизни.
Опустившись на колени, сунула в огонь ветку,
очертила ею круг, оставив маленький зазор, чтобы Афина могла войти. Теперь я
слышала ту же музыку, что и она, и танцевала вокруг нее, славя соитие мужского
огня и земли, раскинувшейся, чтобы принять его, – соитие, которое очищало все и
обращало в энергию, скрытую внутри этих веток, стволов, людей и незримых
существ. Танцевала, пока слышна была песня огня, и движениями рук оберегала ту,
которая с улыбкой стояла в центре круга.
Когда пламя угасло, я взяла немного пепла и посыпала
им голову Афины, а затем затерла черту, замыкавшую кольцо.
– Спасибо, – сказала она. – Я почувствовала
себя любимой, защищенной, дорогой для кого-то.
– Не забывай об этом, когда будет трудно.
– Трудно не будет – ведь я обрела свою стезю.
Думаю, у меня есть предназначение. Это так?
– Так. Оно есть у каждого из нас. Она вдруг
утратила свою уверенность.
– Ты не ответила насчет того, будет ли трудно…
– Это – неразумный вопрос. Помни, как только
что сказала: «Я – любима, защищена, дорога кому-то».
– Постараюсь помнить.
В глазах у нее стояли слезы. Афина поняла мой
ответ.
Самира Р. Халиль, домохозяйка
– Мой внук! Он-то здесь при чем?! Неужто
вернулись времена средневековья и продолжается охота на ведьм?!
Я подбежала к нему. У мальчика был разбит нос,
но моего отчаянья он вовсе не разделял и тотчас оттолкнул меня:
– Я дал им сдачи!
Я никогда не носила ребенка в своем чреве, но
понимаю его душу: это одна из многих драк, которые предстоят ему в жизни, и
потому его подбитые глаза не переставали светиться гордостью:
– Мальчишки в школе обозвали маму сатанисткой!
Следом появилась Шерин: она увидела
окровавленного сына и хотела немедленно идти в школу, устроить директору
скандал. Я обняла ее и удержала. Дала ей выплакаться, излить в слезах всю
горечь обиды и разочарования. С этой минуты мне оставалось только молчать, не
облекая свою любовь в никчемные и пустые слова.
Когда она немного успокоилась, я как можно
осторожнее предложила ей перебраться к нам – мы с отцом об всем позаботимся:
прочитав в газете о вчиненном ей иске, он уже успел переговорить с несколькими
адвокатами. Мы из кожи вон вылезем, но разрешим ситуацию, не обращая внимания
на реплики соседей, иронические взгляды знакомых и фальшивое сочувствие друзей.
Для меня ничего на свете нет важнее счастья
моей дочери, хотя я никогда не могла понять, почему она всегда выбирает такие
трудные пути, такие нехоженые тропы. Но матери и не надо понимать: ее дело –
любить и оберегать.
И гордиться. Зная, что мы можем дать ей едва
ли не все, она так рано ушла на поиски независимости. На этом пути она
спотыкалась и падала, но считала делом чести в одиночку справляться со всем,
что выпадало на ее долю. Сознавая, как это рискованно, она все же разыскала
свою биологическую мать, и это лишь крепче привязало нас друг к другу. Я
понимала, конечно, что все мои советы и увещевания – защитить диплом, выйти
замуж, принимать как должное и не жалуясь все трудности совместной жизни, не
пытаться выйти за рамки того, что разрешает общество, – она пропускает мимо
ушей.
И что же в итоге?
Мысленно сопровождая дочь во всех перипетиях
ее судьбы, я сама стала лучше. Разумеется, я не понимаю, кто такая эта
Богиня-Мать, как не понимаю и безумного стремления Шерин всегда окружать себя
какими-то странными людьми и не довольствоваться тем, что достигнуто тяжкими
трудами.
Однако в глубине души я очень бы хотела быть
такой, как она, хотя, пожалуй, мечтать об этом уже немного поздно.
…Я собиралась было встать и что-нибудь
приготовить, но она не разрешила:
– Хочу посидеть вот так, прильнув к тебе.
Больше мне ничего не нужно. Виорель, пойди в гостиную, включи телевизор – мне
надо поговорить с бабушкой.
Мальчик повиновался.
– Я, наверно, причинила тебе много страданий…
– Вовсе нет. Скорей наоборот: ты и твой сын –
источник радости, вы – смысл нашей жизни, свет очей…
– Но я все делала не так…
– И хорошо! Сейчас могу признаться: в иные
минуты я тебя просто ненавидела. И горько раскаивалась, что не послушала
доброго совета и не усыновила другого ребенка. И спрашивала себя: «Но как же
мать может ненавидеть свое дитя?» Принимала транквилизаторы, ходила играть с
подругами в бридж, остервенело занималась шоппингом – все ради того, чтобы
как-то компенсировать любовь, которую я тебе давала и, как мне казалось, не
получала от тебя.
