Тайком от нее я дважды побывал на складе в
Портобелло. Она так и не узнала, что мои люди обеспечивали ее безопасность на
входе и выходе и однажды задержали человека с кинжалом – позднее выяснилось,
что это член одной воинствующей секты. На допросе он показал, что духи велели
ему достать толику ее крови и освятить ею свои жертвоприношения. Убивать Ведьму
с Портобелло он не собирался – надо было лишь смочить платок ее кровью.
Следствие установило, что он и в самом деле не имел намерения покушаться на ее
жизнь, но был осужден и получил полгода тюрьмы.
Мысль инсценировать ее убийство принадлежит не
мне – Афина сама захотела исчезнуть и спросила меня, возможно ли это. Я
объяснил, что, если бы суд приговорил ее к лишению родительских прав, я бы не
стал нарушать закон. Но поскольку решение было вынесено в ее пользу, мы вольны
осуществить наш замысел.
Афина вполне отчетливо сознавала: как только о
церемониях на складе станет широко известно, свое предназначение она выполнить
не сможет. Можно сколько угодно твердить людям, что она – не царица, не ведьма,
не земное воплощение Божества, все будет впустую, ибо люди хотят следовать за
власть имущими, а властью этой наделяют по своему желанию. И все это пойдет
вразрез с идеями, которые она исповедует, – со свободой выбора, с освящением
собственного хлеба, с пробуждением и выявлением в каждом человеке его
дарований. Тут ни пастыри, ни вожатые не нужны.
И просто исчезнуть, скрыться она не могла –
люди подумали бы, что она удалилась в пустыню, или вознеслась на небеса, или
отправилась на встречу с тайными учителями, живущими где-то в Гималаях. И до
скончания века ждали бы ее возвращения. Множились бы легенды вокруг ее имени,
и, возможно, возник бы ее культ. Мы начали замечать это вскоре после того, как
она перестала бывать на Портобелло: мои информаторы сообщали, что вопреки нашим
ожиданиям поклонение ей стало принимать пугающие масштабы: возникали новые
общины, люди провозглашали себя «хранителями наследия Айя-Софии», ее
напечатанный в газете фотоснимок с ребенком на руках продавался из-под полы. Ее
пытались представить жертвой нетерпимости, ее причисляли к лику мучеников.
Разнообразные оккультисты уже заговорили о создании «Ордена Афины» и брались –
за определенную плату, разумеется, – установить контакт с основательницей.
И значит, оставалась только «смерть». Но
смерть, произошедшая вследствие совершенно естественных обстоятельств, ибо что
может быть естественней для жителя огромного города, чем окончить свои дни от
ножа серийного убийцы. Нам следовало принять меры к тому, чтобы:
1) преступление нельзя было признать убийством
по религиозным мотивам, ибо в этом случае ситуация, которой мы хотим избежать,
только осложнилась бы;
2) жертву было невозможно идентифицировать со
стопроцентной точностью;
3) убийца не был бы задержан;
4) на месте преступления был найден труп.
В таком мегаполисе, как Лондон, ежедневно
обнаруживаются расчлененные, сожженные тела, однако обычно преступника рано или
поздно задерживают. Стало быть, нам пришлось ждать почти два месяца происшествия
в Хемпстеде. И в этом случае убийца был найден, но найден мертвым – он уехал в
Португалию и там покончил с собой выстрелом в рот. Теперь мне требовалась лишь
помощь самых близких друзей. Как известно, рука руку моет – и они порою просили
меня о том, что не вполне согласовывалось с буквой закона, притом что закон не
нарушался, а лишь слегка, так сказать, интерпретировался в нужном для нас
смысле.
Когда был найден труп, мне вместе с моим
давним товарищем поручили расследование. Почти одновременно мы получили
сообщение, что португальская полиция обнаружила в Гимараэнсе тело самоубийцы,
оставившего предсмертную записку, в которой он подробно рассказывал о всех
деталях совершенного им преступления и завещал все свое имущество
благотворительным организациям. Это было убийство в состоянии аффекта –
несчастная любовь довольно часто приводит к такому финалу.
В записке указывалось, что будущий убийца
вывез свою жертву из одной из республик бывшего Советского Союза и делал все
возможное, чтобы помочь этой женщине. Он уже собирался жениться на ней, что
дало бы ей право получить британское подданство, но внезапно обнаружил ее
письмо, адресованное одному немцу, пригласившему ее провести несколько дней у
него в замке.
Она писала, что безумно желает приехать к
нему, и просила немедленно выслать ей билет на самолет, с тем чтобы желанная
встреча произошла как можно скорее. Немец познакомился с этой женщиной в одном
из лондонских кафе, и, кроме обмена письмами, между ними не было никаких
контактов.
Все это идеально отвечало моим планам.
Мой напарник и друг сначала колебался – ни
один полицейский не желает числить за собой нераскрытое убийство, – но когда я
сказал, что беру ответственность и вину на себя, в конце концов согласился.
Я отправился туда, где скрывалась Афина, – в
симпатичный домик на Оксфорд-стрит. Набрал в шприц немного ее крови. Срезал
кончики ее волос, поджег их – но так, чтобы они не сгорели полностью. Оставил
эти «улики» на месте преступления. Поскольку анализ ДНК был невозможен – никто
не знал, кто является биологическими родителями Афины и где они находятся, –
мне оставалось, так сказать, лишь скрестить пальцы и уповать, что происшествие
получит в прессе не слишком шумную огласку.
Появились репортеры. Я рассказал им, что
убийца покончил с собой, назвав лишь страну, где это произошло, но не город.
Сообщил, что мотивов для преступления не было, но следует категорически
отбросить версию убийства из мести или по религиозным мотивам, а по моему
мнению (в конце концов, и полицейский может ошибаться), жертва подверглась
сексуальному насилию. Боясь разоблачения, злоумышленник убил ее и обезобразил.
Если бы немец прислал новое письмо, оно
вернулось бы к нему с пометкой «адресат отсутствует». Фотография Афины была
напечатана в газетах только однажды, после первого радения на Портобелло, так
что шансы на то, что он узнает ее, были ничтожны. Кроме меня, в это дело были
посвящены еще трое – ее родители и сын. Все мы присутствовали на ее похоронах,
амогила украшена надгробной плитой, на которой значится ее имя.
Мальчик бывает у матери еженедельно. Кстати,
он блестяще учится.
Разумеется, настанет день, когда Афине надоест
уединение и она захочет вернуться в Лондон. Это не страшно – кроме самых
близких друзей, никто не вспомнит о ней: у людей короткая память. К этому
времени катализатором будет Андреа, тем более что справедливости ради надо
признать – она гораздо лучше Афины приспособлена для выполнения этой миссии.
Помимо того, что наделена нужными дарованиями, она еще и актриса, то есть
знает, как обращаться с публикой.
