В Лондоне она оказалась в качестве беженки из
объятого гражданской войной Ливана. Ее отец, христианин-маронит (марониты –
приверженцы одной из ветвей католицизма. Догматика близка к католической,
однако священники не соблюдают целибат. Богослужения проводятся на
среднеассирийском языке. – Прим. ред.), был тесно связан с правительственными
кругами, но даже под весьма реальной угрозой смерти не хотел эмигрировать до
тех пор, пока Афина, случайно подслушав его телефонный разговор, не решила –
пришло время стать взрослой, выполнить свой дочерний долг и защитить тех, кого
она любит.
Она исполнила нечто вроде танца, притворилась,
что впала в транс (этим искусством она овладела в колледже, изучая жития
святых), и начала пророчествовать. Не знаю, как удалось девчонке-подростку
сделать так, чтобы взрослые приняли решения, основанные на ее словах, но Афина
выполнила свою задачу – отец был суеверен и непреложно убежден, что спасает
жизнь своей семьи.
Да, в Лондоне они оказались как беженцы, но
отнюдь не как нищие. Ливанская диаспора рассеяна по всему миру, так что отец
Афины вскоре нашел средства поправить свои дела, и жизнь наладилась. Афина
могла посещать лучшие школы, учиться танцам (это была ее истинная страсть), а
потом поступить на архитектурный факультет.
И там, в Лондоне, родители однажды повели ее
ужинать в самый дорогой ресторан и как можно осторожнее объяснили, что она – не
родная их дочь. Афина разыграла удивление, потом расцеловала их и ответила, что
ничего не изменится.
Однако для нее это уже не было новостью –
какое-то время назад друг семьи в приливе ненависти уже крикнул ей: «Ты –
неблагодарный приемыш! Ты им – не родная! И оттого, наверно, не умеешь себя
вести!» Она швырнула в него пепельницей, поранив ему лицо, двое суток
проплакала, запершись в своей комнате, а потом приняла это обстоятельство как
данность. У друга семьи на всю жизнь остался шрам, происхождение которого он
объяснить не мог, так что приходилось врать, будто на улице на него напали
грабители.
Когда я назначил ей свидание, она прямо и
просто заявила мне, что девственна, по воскресеньям ходит в церковь, любовных
романов не читает, предпочитая им разнообразную литературу о ситуации на
Ближнем Востоке.
И, стало быть, занята. Чрезвычайно занята.
– Принято считать, будто единственная мечта
женщины – выйти замуж и нарожать детей. А ты, выслушав мою историю, наверное,
думаешь, что я очень несчастна.
А эту песню я знаю – многие мужчины уже
заводили речь о том, что хотели бы меня «защитить». Только они забывают, что
еще со времен античности повелось так, что воины возвращались из походов либо
на щите – мертвыми, – либо со щитом и боевыми шрамами. Ну так вот: я нахожусь
на поле брани с момента рождения, все еще жива и ни в ком не нуждаюсь для
защиты. Помолчав, она добавила:
– Видишь, какая я образованная?
– Вижу. Но вижу также и то, что, когда ты
нападаешь на того, кто слабее тебя, ты и впрямь нуждаешься в защите. Этот
случай мог стоить тебе университетского диплома.
– Знаешь, ты прав. Я принимаю твое
приглашение. С этого дня мы начали регулярно встречаться, и чем ближе
становились, тем отчетливей ощущал я свой собственный свет – ибо Афина
раскрывала во мне все самое лучшее. Она терпеть не могла книг по магии или
эзотерике, говоря, что все это – от лукавого, а единственное спасение – в
Иисусе. Но порою высказывала мысли, которые не вполне вписывались в
католические догматы:
– Христа окружали нищие, проститутки, мытари,
рыбаки. Думаю, что этим он хотел внушить людям – искра Божья есть в душе у
каждого и задуть ее нельзя. Когда я успокаиваюсь или, наоборот, чем-то безмерно
взбудоражена, то чувствую, как вся Вселенная резонирует мне в такт и вместе со
мной. И тогда мне открывается непознанное – и словно бы сам Господь направляет
мои шаги. В такие минуты все становится явным и внятным.
Афина всегда жила в двух параллельных мирах:
один она считала истинным, другой был внушен ей через посредство ее веры.
Проучившись почти целый семестр, она заявила
вдруг, что хочет бросить университет.
– Но ты раньше даже не говорила об этом!
– Я и сама с собой не решалась обсуждать эту
тему. Но, знаешь, сегодня я была у своей парикмахерши: она работала день и ночь
ради того, чтобы ее дочь могла получить диплом социолога. А окончив
университет, та никуда не могла устроиться по специальности, пока ее не взяли
секретаршей в какую-то фирму, производящую цемент. И все равно парикмахерша
твердит с гордостью: «У моей дочери – высшее образование!» Почти у всех друзей
моих родителей и у детей друзей моих родителей есть дипломы. Но это вовсе не
значит, что им удалось найти работу по душе – наоборот: они поступают в
университеты и оканчивают их лишь потому, что кто-то, пребывая в плену прежних,
давних представлений о том, как важно иметь высшее образование, сказал им:
«Чтобы преуспеть в жизни, надо иметь высшее образование». Круг замкнулся, а мир
лишился прекрасных садовников, пекарей, каменщиков, писателей, антикваров.
Я попросил ее не рубить сплеча, подумать еще
немного. В ответ она прочла мне строки Роберта Фроста {Роберт Фрост
(1874-1963), американский поэт, четырежды лауреат Пулитцеровской премии.
Стихотворение «Другая дорога» приводится в переводе В. Топорова):
И если станет жить невмоготу, Я вспомню давний
выбор поневоле: Развилка двух дорог – я выбрал ту, Где путников обходишь за
версту. Все остальное не играет роли.
На следующий день она не пришла на занятия.
При нашей следующей встрече я спросил, чем она намерена заниматься.
– Замуж выйду. Рожу ребеночка.
Я слегка растерялся. Мне было двадцать лет,
Афине – девятнадцать, и я думал, что еще рано принимать подобные решения.
Однако Афина говорила совершенно серьезно. И я
оказался перед выбором: потерять либо то единственное, что занимало все мои
мысли и чувства, либо – свою свободу и все, что обещало мне будущее.
И, откровенно говоря, сделать этот выбор труда
не составило.
Падре Джанкарло Фонтана, 72 года
Я конечно, очень удивился, когда эти молодые –
слишком молодые люди – пришли в церковь и заявили, что хотят обвенчаться. В тот
же день я узнал, что семья Лукаса Йессена-Петерсена, происходящая из
мелкопоместного дворянства, категорически возражает против этого союза. И не
только против самого брака, но и против венчания.
