Тут сердце Агриппины сделало тройное сальто, а за ним и селезенка, печень, желудок, а также прочие внутренности. Что, если он будет разочарован? Если посмеется над ней, когда поймет, что стал первым мужчиной в ее жизни?
Нет. Артем не будет смеяться. Потому что он ее любит. А для любящего мужчины это скорее плюс. Ведь все они в душе жуткие собственники.
Мучимая ожиданиями и сомнениями, Гриппа поняла, что больше не в состоянии лежать и прислушиваться к царящей в квартире тишине. Девушка тихонько встала и отправилась в ванную.
Неслышно открыв дверь, едва сдерживая счастливую, глуповатую улыбку и сияя полными надежды и ожидания глазами, Агриппина беззвучно появилась на пороге гостиной. Свежая, как утренняя роса, босиком, во вчерашнем алом платье, с рассыпавшимися по плечам волосами, готовая к любым признаниям и сюрпризам.
Артем сидел перед ноутбуком, одетый, сосредоточенный и обсуждал с неизвестными ей мужчинами в строгих костюмах что-то важное по скайпу. Ни тебе цветов, ни запаха кофе, ни завтрака на столе, ни беспомощного героя в постели… Ничего из ее глупых мечтаний не осуществилось.
Сокольский сидел к ней вполоборота, нахмурив брови и плотно сжав губы, полностью погруженный в свои проблемы. Агриппина почувствовала, как у нее задрожали губы, предательски защипало в носу, а глаза застелило мутной пеленой. Не дожидаясь собственного рева, девушка поспешила скрыться в спальне, пока ее не заметили и не посмеялись над глупой девичьей наивностью.
Что она себе навоображала вчера вечером? Придумала рыцаря в сверкающих доспехах… Сокольский следил за ней, потому что ревнует и любит? Мчался спасать ее, раненый, с пробитой головой, потому что ревнует и любит? Подрался с Тиховлизом, потому что ревнует и любит? Он следил за ней и спасал ее, потому что получает за это зарплату!
Дура! Несчастная, наивная дура! Размечталась, идиотка!
Гриппа металась по спальне. Ее душили слезы унижения и обиды. Никогда раньше девушка не влюблялась по-настоящему, и никогда раньше ей не разбивали сердце. Как же это, оказывается, больно…
Разочарованная и несчастная, Агриппина остановилась возле зеркала и взглянула на свое раскисшее, жалкое отражение. Ну уж нет, такой он ее не увидит, решительно топнула она ножкой. Незаметно боль и горечь разочарования трансформировались в Гриппином разбитом сердце в злость и обиду. И не услышит, добавила девушка, закусывая дрожащую губу, почти готовая расплакаться. Она, конечно, обрыдается, но не сейчас, а позже, у себя дома. Сейчас же надо привести себя в порядок, чтобы Сокольский смотрел на нее таким же взглядом, как вчера возле ресторана, каким смотрели на нее в том самом «Англ Верт» все мужчины. Но пусть не строит иллюзий, она и без него проживет. И будет счастлива. Сегодня же пойдет в клуб, найдет себе какого-нибудь сногсшибательного миллионера, красавца и спортсмена, который будет любить ее и носить на руках. О них будут писать газеты и журналы, их будут показывать по телевизору, они поженятся, и у них состоится грандиозная свадьба по мамочкиному сценарию, потом нарожают человек пять детей и будут жить долго и счастливо назло неблагодарному придурку Артему Сокольскому, который никогда не узнает, как больно ее ранил. Никогда!
И Гриппа принялась за дело. Конечно, тот минимум косметики, который имелся сейчас у барышни в наличии, не мог обеспечить прежнего сногсшибательного вида, но для дневного макияжа много и не требовалось. Красное платье по-прежнему неотразимо смотрелось на ее фигуре, а прическу она постаралась привести в максимально приличный вид. Наконец удовлетворенно взглянув на себя в зеркало, с пылающим жаждой мести сердцем двинулась в гостиную.
Встревоженный Макинтош терся рядом, заглядывал ей в глаза, словно спрашивал: «А может, не надо?»
– Надо, – сухо ответила ему Агриппина и хлопнула дверью спальни, так что Артем в гостиной от неожиданности подпрыгнул на стуле.
Совещание только что закончилось, и Сокольский сидел перед ноутбуком, глядя на погасший экран и анализируя полученную информацию. И тут сонную тишину квартиры нарушил громкий, резкий хлопок дверной створки. Вздрогнув от неожиданности, Артем оглянулся.
На пороге гостиной стояла Гриппа. Он улыбнулся ей извиняющейся, несколько смущенной улыбкой.
Проснувшись утром, Сокольский думал о том, как они встретятся сегодня, какие слова скажут друг другу, хотел подать ей завтрак в постель и даже заказал цветы по телефону. Но потом позвонил его зам, и все романтические мысли мигом вылетели у него из головы.
И вот Агриппина проснулась, а нет ни цветов, ни кофе. Артем поднялся ей навстречу, но тут же едва не сел обратно.
Выглядела Агриппина пугающе. Точнее, чарующе, но мужчина почему-то испугался. Она стояла босая, во вчерашнем алом платье, густые русые волосы пышными кудрявыми волнами рассыпались по плечам, черты лица стали словно тоньше, сосредоточеннее. Но самым странным были глаза. Они сверкали. Только не так, как во время их вчерашней встречи у ресторана – переливами северного сияния, и не как в чулане избы похитителей, когда он появился на пороге ее темницы – тысячами разноцветных искр, а красноватыми всполохами пламени. Артему отчего-то вспомнился образ булгаковской Маргариты, когда та, намазавшись мазью Азазелло, громила шваброй литераторские окна.
Сокольский попятился.
– Доброе утро, Агриппина Вольдемаровна, – промямлил он совсем не то, что собирался. – Как вы спали?
– Прекрасно. – Агриппина чуть свысока кивнула, входя в комнату. – А как ваша голова? – Мужчина сегодня был без повязки: бреясь утром в гостевом туалете, он решил, что выглядит с ней смехотворно, и снял. – Надеюсь, вы не сильно пострадали? Я обязательно скажу отцу, чтобы выплатил вам премию.
Артем почувствовал себя так, словно ему залепили пощечину. Его лицо помрачнело, черты стали жестче, глаза превратились в холодные льдинки. Перемена была столь мгновенной и пугающей, что Агриппина, вздрогнув, едва не растеряла своего обретенного с таким трудом мужества. Что она наделала? Теперь он никогда ее не простит!
Ну и пусть, зло и насмешливо проговорила вторая, более яркая и нахальная Гриппина половина. Ты и так его никогда не получишь, вот и пусть знает, что он тебе так же безразличен, как и ты ему.
– Спасибо, Агриппина Вольдемаровна, – ответил справившийся с собой Артем ледяным, как антарктические торосы, голосом. – Я просто выполнял свои обязанности.
Девушка испытала мучительный, болезненный укол от этих его слов, но сумела справиться с собой. И тем же ровным, отчужденным голосом проговорила:
– Тогда благодарю за гостеприимство. Думаю, мне уже пора. Вы не могли бы вызвать для меня такси?
– Увы, – с искренним сожалением процедил Артем, – вы не можете покинуть мою квартиру до завтрашнего дня. Никто, ни одна живая душа не должна знать о том, что вчера произошло, и уж тем более о том, что вы свободны.
– Почему это? – с вызовом, борясь с надвигающейся паникой, спросила Гриппа. А про себя подумала: еще сутки наедине с ним в одной квартире? Она же не справится!
