Потом лекарь сказал, что видит он трещину, и всем стало грустно. Громов нахмурился, Витя сочувственно скривился, санитарка с облегчением прекратила свои попытки «переформатировать» суровую мину физиономии в благостную, а Оля всхлипнула. И даже предоставленный ей галантным доктором выбор между гипсом и жесткой лангеткой нисколько ее не утешил.
– Как я домой вернусь в вашем гипсе? – расстроилась она. – Меня же мама убьет!
Потом ей пришло в голову, что убийством неразумной дочери Галина Викторовна не ограничится, и она не без злорадства сказала Громову:
– Кстати, вас она тоже убьет!
– А нас-то за что?! – возмутился Витя.
Его хозяин задумчиво поскреб подбородок.
– А кто меня сегодня утром из дома увез? – парировала Оля. – Заметьте: я была в добром здравии!
– В пальто, в чулках и в обуви, – подхватил и продолжил список ее утрат обстоятельный Витя.
Оля вздохнула, а доктор кашлянул, очевидно, давая понять, что ему не очень-то хочется знать обстоятельства, при которых пациентка лишилась столь многого.
Громов же веско сказал:
– Я подумаю об этом.
– Завтра? – язвительно подсказала ему Ольга.
И олигарх, узнав цитату, хмыкнул.
В машине, куда он вернул немного потяжелевшую из-за гипса деву (с заметным трудом), рыцарь пошептался с оруженосцем и объявил:
– Значит, так. С одной стороны, в таком виде вам нельзя возвращаться домой и не нужно завтра идти на работу.
Оля покорно кивнула.
Явиться в школу, пред светлые очи коллег и учеников, сразу после кошмарного шоу на кладбище было немыслимо. Больничный лист в этой ситуации казался спасением! Потом будет Новый год, начнутся зимние каникулы, у всех появятся свежие яркие впечатления – авось после праздников она сможет показаться на люди, не сгорая от стыда.
– С другой стороны, нам с вами нужно обсудить и подписать контракт.
Оля снова кивнула, но уже с менее уверенным выражением лица.
– Витя, домой, – распорядился Громов и обернулся к пассажирке: – Придумывайте теперь, что же вы скажете строгой маме. Сегодня вы дома не ночуете. Мы едем ко мне!
– Будем смотреть коллекцию ируканских ковров?
– Как пожелаете.
С мрачным удовлетворением Ольга Павловна подумала, что не такой уж он умник, Стругацких-то не читал, и тут увидела, что ее спутник трясется от еле сдерживаемого смеха.
– Что это с вами? – обиженно спросила она.
– Не вижу, почему бы благородному дону не показать даме свою коллекцию ируканских ковров, – задыхаясь, выдавил из себя Громов.
«Ишь, умник!» – сказал ее внутренний голос с непонятным удовлетворением.
– А где?.. – Люсинда завертела головой.
Она потихоньку, чтобы не мешать произносимым в память Жанны Марковны речам, выскользнула из-за стола «попудрить носик», а по возвращении увидела, что пустует не только ее собственный табурет, но и соседний.
Кафе, где проходил поминальный обед, называлось «Маша и медведи». Маша в интерьере представлена не была, а о медведях напоминала дубовая мебель топорной работы.
– Ваша подруга вышла покурить, – шепнула ей незнакомая дама.
В голосе ее звучало такое неодобрение, словно она говорила от лица и по поручению Минздрава. Она осуждала курение, подругу, которая курит, и Люсинду, у которой такая подруга.
– Ясно.
Люсинда села на пенек и съела пирожок.
Маша-Мари, очевидно, дымила, как паровоз. Прошло с полчаса, а она все не возвращалась.
«Слиняла!» – поняла наконец Люсинда и немного обиделась.
Она так старалась обаять эту полузнакомую Машу, интригующим шепотом под стук ложек, вилок и ножей рассказала ей о «красной метке» и даже показала этот раритетный документ, развернув его под столом. А неблагодарная девица при первой же возможности смылась без следа и слова прощания!
Проверить карманы своего пальто на общедоступной вешалке в углу зала Люсинда и не подумала, а потому пропажу раритета обнаружила только на следующий день.
– Остановитесь, пожалуйста, у какой-нибудь столовой или кафе попроще, – после напряженного раздумья попросила Ольга Павловна.
– Проголодались? – встрепенулся Громов.
Пока она молчала, придумывая, что сказать родителям, он делал вид, что дремлет.
Ольга Павловна с сожалением вспомнила о поминальном обеде, на который она не попала, но признаваться в том, что голодна, посчитала ниже своего достоинства и объяснила:
– Мне нужен подходящий шум.
– Впервые слышу, чтобы в кафе ходили за шумом, – заметил Громов. – Обычно туда ходят за едой.
Очевидно, ему хотелось поболтать, но Оля уже настроилась на непростой разговор со штандартенфюрером мамой и не могла себе позволить отвлекаться на пустой треп.
Мама, если ее что-то очень интересовало, с легкостью устраивала филиал гестапо в отдельно взятой квартире. А задурить голову Галине Викторовне было не легче, чем обмануть детектор лжи.
Оля должна была мастерски перепутать правду и ложь в тугой клубочек, убедить мамулю, что это и есть путеводная нить, и наладить ее в долгий путь по ложному следу. Теоретически принцип обмана был понятен и прост, но практики в этом деле у Оли было маловато.
Витя остановил машину у заведения с гигантской вывеской «Харчевня номер три». Ни в этой, ни в одной из двух предыдущих харчевен Ольга Павловна не бывала, а потому не стала возражать против эскорта.
Хотя было ясно, что Громов вызвался сопровождать ее не из галантности, а по причине обуревающего его любопытства. Беспардонному олигарху было интересно послушать, как благородная учительница будет обманывать своих папу и маму.
В поисках подходящего шума им пришлось пройти через все три обеденных зала. В первом из них праздновали свадьбу, во втором пели караоке и только в третьем просто трапезничали.
Ольга Павловна закрыла глаза, немного послушала и кивнула:
– В принципе, годится.
– Тогда присядем? – Громов провел ее к столику.
Оля села и решительно отодвинула меню. Она заранее определилась с выбором:
– Тарелку борща и рюмку водки.
– Сермяжно! – оценил ее стиль олигарх.
– Это вам! Я буду разговаривать, а вы, уж будьте так любезны, ешьте и пейте.
Ольга Павловна повела рукой, как дирижер симфонического оркестра, и объяснила:
– Фон тут хороший, но не хватает чавканья и бульканья на ближнем плане.
– Чавканья?! – возмутился олигарх.
– И бульканья, – твердо повторила Ольга Павловна. – Вы мне поможете или нет?
