И вот тут я узнала и мужественный голос, и насмешливые интонации, и хамские манеры майора Лазарчука.
– Серега! Ты что здесь делаешь?!
Я спешно нашарила на тумбочке черные очки и спрятала за ними свои опухшие, заплывшие, порезанные и заштопанные глазки. Хотелось надеяться – вместе с примыкающими к ним обширными синяками.
– Зрасьте! Ты же просила нас с Иришкой тебя забрать!
– Вас? Я только Ирку просила!
– А она свою машину в ремонт сдала, поэтому привлекла меня, – майор пожал плечами и искательно оглянулся. – Кстати, а где она, твоя дорогая подружка? Мы договаривались на десять.
– Обычно Ирка точна.
Я замолчала, не зная, чем объяснить нехарактерную непунктуальность моей лучшей подруги, и тут же услышала в отдалении знакомый и любимый голос.
– Да какого дьявола! Это медицинское учреждение или тюрьма строжайшего режима?! – гневно вопила Ирка, перекрывая своими криками несколько менее звучных голосов. – А ну-ка, уберите руки! Ша! Расступились все, пропустили большую тетеньку, пока целы!
– Сейчас прольется чья-то кровь, – пробормотала я.
Лазарчук молча снялся со стула.
Снова (о, как же мне наскучил этот звук!) проскрипела дверь палаты, шумы в коридоре стали заметно громче и дополнились командным голосом майора:
– Пропустите эту гражданочку, она со мной!
Ропот стих, по коридору быстро протопали тяжелые шаги, и в мою палату, толкая впереди себя замешкавшегося Лазарчука, спешно пробилась реально большая тетенька – шестипудовая русская красавица Ирина Максимова.
– Представляете – они пытались задержать меня на входе! – возмущенно пожаловалась она, уперев руки в бока.
– У них там были танки? – потирая собственный ушибленный бок, язвительно прошипел Лазарчук.
– Нет, но…
– Тогда у них не было шансов!
Кажется, он немного жалел, что на оснащении элитной клиники не оказалось тяжелой заградительной техники, способной сдержать натиск моей боевой подруги.
– Почему меня не пускали? Я что, так подозрительно выгляжу? – продолжая возмущаться, подружка приблизилась к моему ложу.
– Еще бы! – Я наконец смогла разглядеть ее наряд. – Ты зачем напялила этот костюмчик?
Иркины могучие телеса обтягивала бело-красно-синяя «олимпийская» форма.
– А чем тебе не нравится мой костюмчик? Между прочим, он почти тысячу долларов стоит! Смотри, какой стильный ансамбль: штаны, футболка, куртка, кепка. Все в тон! Сплошь дорогие и модные вещи! – надулась подружка.
– Вещи шикарные, но в них ты уж очень похожа на одного потерпевшего, – объяснил Лазарчук.
– От кого потерпевшего?
Ирка почему-то сразу посмотрела на меня.
– От вилки, – уклончиво ответила я.
– Не понимаю, – сказала Ирка и на этот раз посмотрела на майора.
– Не ты одна, – вздохнул он и нервным жестом поправил на своих плечах халатную бурку. – Ну, что, девушки-красавицы, душеньки-подруженьки? Будем собираться с вещами на выход? Давайте, шевелитесь. Я подожду в коридоре.
Серега вышел из палаты. Я вылезла из-под одеяла и встала, слегка покачиваясь и бессмысленно озираясь.
– Как зрение? – сочувственно скривилась подруга.
– Как обезжиренный кефир, – мрачно сказала я. – Полуторапроцентное! Достань, пожалуйста, из шкафа мои вещи и помоги мне переодеться. Я сама даже носки снять не могу, мне наклоняться нельзя!
– Бедная!
Ирка присела, поправила перекрутившийся на моей ноге шерстяной носок и зачем-то в него заглянула.
– Хотя, нет, богатая! С каких пор ты держишь деньги в чулке?
– Не остри, – я запоздало вспомнила, что еще перед операцией из суеверных соображений сунула в носок пять рублей. – Пятак под пяткой – хорошая примета, на экзаменах это мне всегда помогало.
– Ну, ну… Будем надеяться, что поможет и на этот раз, – с сомнением сказала подружка и подтянула мой носок повыше.
Я подумала, что правильно поступила, отправив мужа с сыном на неделю к родственникам в Киев: очевидно, вид у меня и в самом деле такой, что впору детей пугать.
– Ну, вы готовы? – в палату заглянул нетерпеливый Лазарчук. – Тогда двинулись. Ирка, ты ведешь Ленку, а я несу сумку.
– Главное, никаких личных вещей в палате не забыть, чтобы в больницу не вернуться. А то ведь есть такая дурная примета.
– Сереж, посмотри в боковом кармане сумки ключи от квартиры, – спохватилась я.
Ночью полуслепая Ада, озабоченная поисками своего телефона, прошлась по палате как самум, краем зацепив и мою сумку. А экстренной уборкой захламленной территории занималась сонная и ко всему безразличная санитарка, и у меня не было полной уверенности в том, что она подобрала и правильно разложила по своим местам все валявшееся на полу. Хотя я отдельно попросила собрать все разбросанные ключи и положить их в накладной карман на боку моей сумки.
– Не лучшее место для ключиков, – не удержался от замечания мой милицейский друг.
– Зато оттуда их легко доставать, – объяснила я.
– Вот именно! – веско сказал Лазарчук. – Вытащит у тебя ключи от квартиры, где деньги лежат, какой-нибудь карманник, да и переквалифицируется в домушника…
– Так, Серый, не время для нотаций! – осекла разговорившегося майора Ирка. – Сейчас ключи на месте?
– Да.
– Все восемь? – уточнила я.
Обычно я ношу с собой связку всего из четырех ключей: два – от железной входной двери квартиры, один – от внутренней деревянной, и еще один – от служебного кабинета. Но муж перед отъездом оставил мне еще три важных ключа, сняв их со своей связки: от хозяйственной комнаты в подвале дома, от гаража и от почтового ящика. А сынишка по собственному почину добавил к ним маленький ключик от своей копилки. Он у нас мальчик не жадный, всегда рад позаботиться о любимой мамочке.
– Четыре ключа на связке и столько же россыпью, – отрапортовал Лазарчук.
– Ну, вот и молодец, майор, на поставленный вопрос ответил исчерпывающе, – похвалила его Ирка. – А больше тебя ни о чем пока не спрашивали.
– Так это пока! Пока кое-кто не вляпался в очередную неприятность, – пророчески съязвил наш милицейский друг, выходя из палаты.
Петруччо узнал пугающую новость о несчастном случае с дядей Игорем ближе к вечеру, после возвращения из института.
Домашние уже все были в курсе и на взводе. Папа висел на телефоне, обсуждая состояние шурина с кем-то из знакомых медиков. Голос его был озабоченным, но с легкими нотками людоедской радости. Поскольку другой кровной родни, кроме сестры и племянника, у дяди Игоря не имелось, в случае его безвременной кончины семейство Щукиных неминуемо должно было разбогатеть. Надо сказать, что таковая надежда грела душу Петиного папы уже много лет, хотя вслух об этом он никогда не говорил, потому что соблюдал приличия и боялся сглазить возможную удачу.
