Она прищурилась, почесала висок и спросила меня прямо, как гений – гения:
– Ну, и что из этого?
Я отодвинула чашку, встала и пошла к телефону.
– А много ли в наших краях отчаянных нумизматов? – Ирка, оставшаяся в кухне, повысила голос.
Я на этот риторический вопрос не ответила – я уже набирала нужный номер.
Хобби – это как течение Гольфстрим: оно подхватывает несет, согревает и по мере того, как набирает силу, становится все более глобальным.
Иной клуб по интересам обгонит по численности какую-нибудь партию. И, право, странно, что наши ушлые политики до сих пор не используют такие мощные ресурсы, как Ассоциация Вышивальщиц Тамбурным Крестом или Объединение Выпиливателей Лобзиком, а военное ведомство не проводит массовую мобилизацию любителей ролевых игр! В случае чего, спецподразделение боевых гномов в эльфийской броне и со специально обученными огнедышащими драконами на коротких поводках наделало бы немало шороху.
Телефончик городского клуба нумизматов мне подсказали в справочной службе. Я позвонила по указанному номеру, чин чином представилась и попросила порекомендовать мне самого что ни на есть крупного и авторитетного в наших краях специалиста по нумизматике.
Мне нужен был мастодонт и корифей. По опыту общения с представителями разных более или менее творческих объединений я точно знаю, что именно они – возвышающиеся над толпой мастодонты и корифеи – бывают информированы о кипучей жизни своих соратников гораздо лучше, чем непосредственное руководство союза, занятое докучливыми вопросами сбора членских взносов, аренды площадей и организации выставок.
Мастодонтом и корифеем в наших широтах числился некий Костин Игорь Николаевич. Я получила в секретариате Союза продолжателей дела Кощея Бессмертного его телефончик и адресок и, поскольку телефончик упорно молчал, решила наведаться к мастодонту в гости. Ирка, естественно, увязалась со мной.
Мы спрятали свои синяки за темными стеклами солнцезащитных очков и вызвали такси.
Эльза Альбертовна была немного старомодна. Не в смысле внешности, конечно, «на глазок» ей даже самые злые завистницы не дали бы больше тридцати пяти. Просто у Эльзы были несовременные взгляды на взаимоотношения между полами.
Модного феминизма она не признавала, женскую хитрость ставила выше мужского ума, и всех представителей так называемого «сильного» пола делила на две категории: «годен» и «негоден». Компромиссов, как у военкомов с их иезуитской формулировкой «годен условно», у Эльзы не было. Мужчину либо можно было использовать с выгодой для милой дамы, либо никак нельзя.
«Негодных» Эльза или просто не замечала, или без церемоний выталкивала на обочину своей жизни, а на «годных» ехала с большей или меньшей скоростью, на то или иное расстояние. Ибо давно уже и не нами, изрядно испорченными феминизмом, чтоб он вовсе провалился, придумано и сказано, что мужчина – это не роскошь, а средство передвижения по жизни!
Временно оставшись без персонального транспортного средства типа «мужчина», Эльза чувствовала себя примерно так же неуютно, как гимназисточка, вынужденная зимним вечером возвращаться в отчий дом короткими перебежками от одного подслеповато помаргивающего уличного фонаря до другого.
Последний по счету мужчина вез Эльзу по жизни в разудалой манере пьяного извозчика и уронил-таки, фигурально выражаясь, в искристый сугроб холодного одиночества и житейских проблем. Эльза по этому поводу не стала выражаться ни фигурально, ни как-то иначе.
Блестящая, утонченная и крепкая, как стальной рожок для обуви, она быстро огляделась, верных признаков скорого появления попутного транспорта не заметила и, чтобы не ковылять на своих двоих, решила покамест вернуться к мужу. В свое время брошенный ею, как заглохший автомобиль, муж этот тоже оказался стойким оловянным солдатиком и теперь вполне уверенно маршировал по жизни.
Мудрая Эльза Альбертовна совсем не зря приручила противную бабку Мариванну, проживающую в соседней с экс-мужем квартире. За маленькие подарочки и большое счастье время от времени обстоятельно посплетничать с кем-то, кто не называет ее в глаза старой дурой, бабка исправно снабжала Эльзу информацией о жизни ее «бывшего». Даже выписывая головокружительные виражи в кибитке очередного лихого извозчика, Эльза не забывала приглядывать за оставленным супругом.
Мариванна позвонила ближе к вечеру. Эльза как раз раздумывала – поужинать или воздержаться от приема пищи?
Было четверть седьмого. По устоявшемуся мнению, навязанному женской аудитории глянцевыми журналами, всем прекрасным дамам, проживающим в одном с Эльзой Альбертовной часовом поясе, еще пятнадцать минут назад следовало крепко-накрепко залепить себе рты лейкопластырем и удалиться от холодильника на расстояние, исключающее всякую возможность контакта.
Звонок Мариванны решил вопрос.
– Элечка, а твой-то чудит чегой-то! – почти стихами доложила бабка-соседка.
– Чего именно? – уточнила Элечка, подобравшись.
– Дома не ночует! – радостно сообщила Мариванна. – Ужо который день! Как умчался куда-то расфуфыренный, как фон-барон, так и нету его по сей момент. Кот евонный мявчит, в квартире запертый, а твой-то и про кота свово дорогого позабыл совсем, видать, завел себе другую кису с бантом!
– Вы имеете в виду – любовницу? – безразлично, чтобы не порадовать своим огорчением старую вурдалачиху, уточнила Эльза.
– Ну, а кого же, Элечка? Кого ж еще? Мужики – они известные козлы, все ищут, где зелень посвежее!
Марьванна густо захохотала, радуясь то ли за охочих до аппетитной свежести мужиков, то ли за себя, давным-давно ни к каким таким козлиным делам не причастную.
Элечка почувствовала себя оскорбленной, но снова сдержалась. Чувствовалось, что Мариванна еще не все выложила. Отхохочет, зелень болотная, замшелая, и продолжит.
– Зато заместо твоего какой-то парнишка приходит, как к себе домой, – и в самом деле продолжила бабка. – Ключи у его, понимаешь! Не знаешь, может, твой усыновил кого? В наследники принял малого, раз доверие такое – даже ключи ему дал? А может, и квартиру ужо отписал пацану? Ты не знаешь?
– Я не знаю, – сквозь зубы сказала Эльза.
«Но я узнаю!» – договорила она мысленно.
– А ты бы узнала, – как будто подслушала ее вредная бабка. – Не помешало бы узнать-то! Что за парнишка, что на квартиру к твоему-то ходит, как к себе домой, и баба какая-то к нему уже явилася, не запылилася, такая змея!
– Какая змея? – машинально уточнила Эльза.
Она уже прикидывала, как ей одеться, чтобы было удобно бежать-лететь с инспекторской проверкой на квартиру бывшенького.
– Змея-то какая? А очковая, – охотно ответила Мариванна. – В очках, то есть. В черных. Небось не хочет, чтобы добрые люди ее рожу бессовестную видели – парнишка-то ей, корове, в сынки годится, а она чего удумала, гостевать у него, знаем мы такие гостевания, срам один, охо-хо…
