Посвящение
Начиная свое паломничество, я думал, что вот – исполняется
одно из самых заветных мечтаний моей юности. Ты был для меня магом доном
Хуаном, и в поисках Чудесного я прожил въяве сагу Кастанеды.
Однако ты отчаянно сопротивлялся всем моим попыткам сделать
тебя героем. Это сильно осложняло наши отношения, покуда я не осознал, что
Чудесное обитает на Пути Обычных Людей. Сегодня это осознание стало одним из
самых драгоценных моих достояний. Оно позволяет мне сделать все что угодно. Оно
пребудет со мной до конца.
И потому, в благодарность за это понимание – которым я
сейчас хочу поделиться с другими людьми, – эта книга посвящается тебе, Петрус.
Автор
Предисловие
Представьте себе царствование Рамира Первого, битву при
Логроньо и святого Иакова верхом на белом коне, возглавляющего победоносное
христианское воинство и наносящего поражение маврам под предводительством
Абдуррахмана Второго. С той далекой поры все, кто владел землей в
Кампус-Стелле, испанском городке, расположенном у подножья горы Педросо, где и
разыгралось достопамятное сражение, ежегодно приносят апостолу Иакову дары в
виде вина или зерна. Вскоре после битвы, когда обитатели тамошних мест
уверились в том, что тело святого похоронено именно там, этот маленький городок
стал местом паломничества. В 997 году мавры разграбили его, с 1809 по 1814
французы оккупировали его, но этот край уже был священен, а пути, ведущие в
него, осеняла магия. Всякий путь, если только он ведет к нашим мечтам, есть
путь магический.
А тот, кто следует за магией, для достижения своей мечты
нуждается в Пути. Человеческий дух, с незапамятных времен отыскивающий
источники, которые могли содействовать в отгадке тайн бытия, пользуется любым
светом, способным разогнать окутывающий их мрак. Прелесть и чудо этой книги – в
том, что она обещает: ты сам в полной мере способен пройти своим путем, достичь
своей мечты, обрести свой меч.
Сантьяго, или святой Иаков Старший, был одним из двенадцати
апостолов, братом Иоанна и рыбаком. После взятия Христа под стражу он скрылся
из Иерусалима, но тотчас после казни вернулся туда и сделался провозвестником
новой веры – столь пламенным, что Ирод Агриппа приговорил его к смерти в 44
года.
И так же, как в Сантьяго, Вера и Воодушевление очевидны в
Пауло Коэльо. Когда я познакомилась с ним, то и представить себе не могла, что
кто-то способен открыть мне совершенно новый и неведомый мир. И, подобно Любви
в шестнадцать и Философии – в двадцать лет, Пауло Коэльо продемонстрировал мне,
что мир гораздо, неизмеримо больше наших представлений о нем. Для того чтобы
обнаружить сокрытое, в союзники к строгой логике следует взять ослепительные
прозрения наития. Для тех, кто проходит по дороге обретения своей мечты,
феномены, невозможные с точки зрения традиционных философов, открывают
возможность духовного зрения.
И через диалоги, которые ведут Пауло и Петрус, Путь
рождается в нас самих. Вот они идут по дороге – Петрус и Пауло, Петр и Павел.
Святые Петр, Иаков и Иоанн никогда не питали особо нежных чувств к святому
Павлу – напротив: они, убежденные каббалисты, отдавали весьма значительную дань
языческим тайнам. Св. Павел, который превосходил их интеллектуально, ибо
несравненно лучше знал философию и был значительно образованней, принужден был
сносить обиды от тех, кто считал, будто он отравлен Гнозисом, или мудростью
греческих мистерий. И совсем не случайно те, кто свершает путь, описанный в
«Дневнике мага», носят имена Петра и Павла. И вот они идут – беседуя, выпивая,
подкрепляясь и открывая для себя мир.
Вера, Надежда (Воодушевление) должны привести нас к
Милосердию (Любви). Пауло – человек, одаренный всеми тремя качествами. Но не
Вера ли привела Сантьяго к встрече с жизнью? Не Надежда ли заставляла его
совершать путь с воодушевлением? Не забудем, что по-гречески «энтузиазм» –
синоним Божественного, а буквально означает «имеющий Бога внутри себя». В
избытке наделен он и Любовью, которую по греческой традиции подразделяет на
Эрос, Филос и Агапе. Последняя – и важнейшая – ипостась Любви переводилась
когда-то как «трапеза», что тотчас отсылает нас к диалогам Платона. Ведь его
«Пир» – тоже скорее повествование, нежели диалог, и пусть германские философы
предпочли слову «Пир», закрепившемуся в латинской традиции, слово «Симпозиум».
В наши дни пиршество и симпозиум – явления принципиально различного порядка. Но
ведь, подобно еде, знание, представшее перед нами, может быть попробовано,
изучено, а если пришлось по вкусу – поглощено и усвоено. Знание и пища, как и
предмет любви, становятся составной частью нас самих. Греки в очередной раз
оказались правы.
Таков «Дневник». Это – встреча с самим собой. Это – великая
мечта, обретаемая в конце долгого и трудного пути. Путь этот может быть
проложен каждым – любым, кто захочет проложить его. Как и любимый им Уильям
Блейк, Пауло Коэльо порывает с прежней традицией и создает свою собственную. Он
променял гламур на харизму, а стереотипы – на пламенеющие символы. Для него
предметы зримого мира видимы также и глазами воображения. Помня уроки Блейка,
вооружась собственной, незаемной отвагой, сумел Коэльо поставить напротив друг
друга тигра (опыт) и ягненка (невинность) и определить обоих как одинаково
прекрасных, ибо тот и другой «увидены оком, сотворены дланью бессмертного».
Путь Пауло Коэльо прекрасен и плодотворен – мы рукоплещем ему. Пусть каждый из
нас попытается осуществить свой собственный.
Клаудия Кастелло Бранко
Вместо предисловия, или двадцать лет спустя
Я сижу в саду в городке, расположенном на юге Франции.
И при взгляде на горы мне вспоминается, как двадцать лет
назад я прошел по этим горам пешком, впервые вступив в контакт с Путем
Сантьяго.
И время будто течет вспять: предвечерний час, чашечка кофе и
стакан минеральной воды, вокруг ходят и разговаривают люди. Только на этот раз
декорацией этой сцене служат равнины Леона, и звучит испанская речь, и близится
день моего рождения, и уже пройдено чуть больше половины пути, ведущего в
Сантьяго-де-Компостелу. Я гляжу вперед и вижу монотонный пейзаж и проводника,
который тоже попивает кофе в баре, возникшем словно бы ниоткуда. Гляжу назад –
тот же монотонный пейзаж, и разница лишь в том, что в пыли еще виднеются
отпечатки моих подошв, но это ведь ненадолго: еще до пришествия ночи ветер
заметет следы. Все кажется мне призрачным. А что я делаю здесь? Этот вопрос не
дает мне покоя, хотя минуло уже несколько недель.
